Дочь говорит:

– Мама, дай бабушке укольчик, у нее, по-моему, абсисенный синдром! Выходить под машины нельзя!

Как долго я слушала прекрасные слова о воспитании медиками некультурных детей.

* * *

Я врач. Мой отец физик и доктор наук. Человек интеллигентный. Только вот много смотрит телевизор. Смотрит передачу про смерть мальчика Георгия Баранова от неадекватного наркоза в частной клинике при удалении аденоидов. Отец зовет меня:

– Иди передачу посмотри…

Я встаю и ухожу в другую комнату. Он мне вслед кричит:

– Вот увидишь! 100 % окажется, что врачи у ребенка органы изъяли и продали!

Я, с воплями про телевизионный бред, глупости и зомбоящик, унеслась в другую комнату. Думала, обидится. Но нет. Сидел потом весь вечер тихо. Даже на моего отца-интеллектуала и скептика действует пропаганда антиврачебная из зомбоящика. Чего тогда удивляться, что необразованные простые люди и особенно быдло нас так ненавидят?

* * *

Давным-давно у нас лежала пациентка от кого-то очень «свыше».

Перелом шейки бедра, лет 50. Ее развлечением было не снимать поганый палец с селектора, бесконечные жалобы и звонки «наверх». Кидание судном с говном во входящий медперсонал, выливание еды на пол.

Мы все написали на нее жалобу, и ее перевели в другое отделение.

Там на время вырубили селектор. Кидаться говном было не в кого, она решила выйти в коридор… и сломала себе второе бедро. Довы***валась.

* * *

Лежал в отделении тяжелейший дед с раком мочевого пузыря.

Пришли к нему дочки, ну пока я другими делами занималась в отделении, они его помыли, как могли, переодели и все такое, а потом зовут меня. Захожу в палату, они с заговорщическим видом:

– Девушка, он так курить хочет, прям не может, можно быстренько покурит? – и смотрят на меня три пары глаз с выражением, как у кота из мультика «Шрек».

Я сначала возмутилась, мол, вы вообще-то в реанимации находитесь, вы чего?! А они продолжают жалобно упрашивать. Ну ладно, не выдержала я этой атаки, говорю: «Оденьте его, на улице холодно, откройте окно и пусть курит, а я у двери постою. Только быстро!»

В общем, я прикрыла дверь, стою на стреме, дед, замотанный до подбородка в одеяло и в шапке, натянутой чуть ли не до носа, торопливо «курит», шумно затягиваясь и выдыхая, дочки подставляют импровизированную пепельницу в виде скрученного бумажного кулька. Наконец-то «накурился». Дочки быстренько ликвидируют следы преступления и старательно машут руками, якобы выгоняя дым из палаты в окно. Горячо благодарят меня и потом, уже уходя, просят дать ему еще «покурить» вечером.

Все оставшиеся сутки, стоило мне появиться в поле его зрения, смотрел на меня ну вот как ребенок на Деда Мороза в ожидании подарка. Такой радостный воодушевленный взгляд был… Захожу к нему, говорю:

– Сейчас сделаю вам укол.

В ответ радостное:

– И…?

Не понимаю, спрашиваю:

– Что «и…?»

С неописуемым восторгом отвечает:

– И пыхнем?

В общем, раза четыре он «пыхал» в тот вечер, потом с таким блаженным видом откидываясь на подушке, будто познал величайшее счастье в жизни.

А недели через 1,5–2 его уже не стало.

* * *

Не секрет, что медики иногда просто сокращают слова. Например, «трах» – это трахеотомия.

Я работала в ЛОР-отделении в перевязочной.

Собрались все пациенты около моего кабинета. Я как раз с гнойной перевязочной иду в чистую. Подбегает доктор, и вот начинается наш диалог:

– Катерина, на трах сегодня пойдешь со мной!

– А че это я? Машка не может что ли?

– Не может! Она отпросилась.

– Она, наверно, знала, что у вас сегодня трах, поэтому и не пришла!

– Все! В два часа я моюсь, чтоб была уже готова!

Лица пациентов нельзя описать!

* * *

В отделении:

Мужик все орет:

– Поезд! Бежим, Петрович! Опаздываем на поезд!

Мне это надоело, и я сказала:

– Внимание! Поезд отходит через минуту, пассажирам занять места.

Мужик мне:

– Я успел на поезд?

– Успел.

– А Петрович?

– И Петрович тоже успел.

И все… человек заснул.

* * *

Я педиатр.

За последние 10–15 лет контингент родителей резко поменялся – сплошные психопаты и психопатки, считающие своего ребенка уникальной звездой всех времен и народов. Серые, необразованные, тупые в основной массе, не считающие нужным запомнить имя-отчество врача. Вечно орущие, требующие чего-то.

Я много лет считала, что работаю в светлом, ангельском месте – мамочки, детишки, все улыбчивые, спокойные, просто купалась все годы в этом счастье материнства. Не ощущала ни усталости, ни давления «канцелярщины».

А сейчас – вопли и ор, ор и вопли. Вопящие мамаши и вопящие их неадекватные дети.

И хамство, хамство, хамство…

* * *

У нас поступает больной в делирии. Как всегда, в приемном спрашивают: «Туберкулезом, СПИДом, гепатитом не болели?» Он заявляет, что болен туберкулезом уже 7 лет, болеет и гепатитом и ВИЧ у него. Ну его естественно к нам, в туберкулезное отделение. Мы еще удивились – на туберкулезника тип никак не похож, холеный уж больно. А на утро жена объявилась. Сама в шоке. Говорит, что никогда у него проблем с легкими не было. А мужичок отошел немного и объяснил, что сказал про все эти болячки, чтобы его «не порезали на органы».

Они же у него здоровые.

* * *

Про плохих и хороших врачей.

Поликлиника. Врач работает без м/с. Прием по записи, в коридоре растет очередь, врач не успевает, зашивается…

– Вы вообще собираетесь меня принимать? Я уже вперед себя десять человек пропустила! Я раньше всех пришла! И что, что они записывались?! Я экстренно! Одного взгляда на пациентку достаточно, чтобы понять – патология ни разу не экстренная.

– Сначала пройдут все записанные, потом вы. Видите на двери написано «Прием без записи с 11 до 12». Ждите. Либо просите, чтобы вас очередь пропустила.

Дверь закрывается, из коридора до 11 часов раздаются проклятия в адрес «плохого» врача.

В 11 часов пациентке ставят диагноз: халязион в/века. Выдано направление на плановую амбулаторную операцию в глазной клинике. Объяснено, что с этим направлением – в клинику, там в очередь в регистратуру, потом в очередь к врачу, потом очередь на операцию 3–4 недели. Та, выдавая врачу очередное оскорбление, угрожая жалобами, уходит, хлопнув дверью.