И это все? Все отличия, которые мне предложено найти? Можно сказать, несуществующие. Роза пустым взглядом смотрит на потолок, пока тетя Бэбс не произносит:

— Спасибо, Роза, можешь опустить голову.

Роза смотрит на меня таким же пустым взглядом, как до этого на потолок. У близнецов очень ограниченная мимика. Мне уже начинает не хватать поразительного разнообразия эмоций, которые облачками пробегают по лицу Джиллиан, и даже скупой, но утонченной палитры, которой пользуется Патриция.

— Поиграете в какую-нибудь игру? Или с какой-нибудь игрушкой? — подталкивает тетя Бэбс маленьких обитательниц дома.

Дейзи неохотно сползает с кровати и достает коробку с надписью «Фетровая ферма». Если я наскоро сыграю с ними в «Фетровую ферму», меня отпустят домой? Я почему-то думаю, что нет.

Со мной небольшой чемоданчик, в котором лежат: фланелетовая пижама, зубная щетка, фланелька для умывания, рубиново-красные тапочки, пять пар трусиков, майка, сатиновый корсаж, две блузки фирмы «Вийелла», юбка из шотландки, вельветовое платье-сарафан, одни шотландские клетчатые штаны, два джемпера ручной вязки (один белый, другой с жаккардовым узором), кардиган (бутылочно-зеленый, с круглым вырезом, рукава реглан), нижняя юбка и четыре пары носков. Плюс, конечно, то, в чем я приехала, — одна майка, один сатиновый корсаж, одна пара трусов, одна пара носков, одна нижняя юбка, одна пара туфель, одна синяя шерстяная юбка на лямках, один желтый джемпер, одно зимнее пальто, одна пара перчаток, один шарф, одна шерстяная шапочка (шотландский тэм). Если в нашей семье что-то и умеют, так это одеваться для защиты от бушующих стихий.

Судя по количеству одежды, вполне возможно, что я здесь надолго. С другой стороны, непонятно, почему пижама только одна. Может быть, одежда призвана поразить тетю Бэбс своим великолепием, а пижама выдает истинное положение дел? Кто знает? Только не я. А почему я здесь? Может, я приехала на праздники? Что-то я никакого праздника вокруг не ощущаю. Кроме Тедди, у меня с собой книга «Щенята и котята», собственность Джиллиан. То, что она отдала ее мне, — великий и беспрецедентно щедрый поступок.

* * *

Я здесь уже почти неделю. По-моему, близнецы по ночам не спят. Мне кажется, они просто лежат совершенно неподвижно. Я не могу заснуть, если думаю, что они не спят, а если и забываюсь сном, то всегда просыпаюсь в ужасе. Я изо всех сил прижимаю к себе Тедди под одеялом. Его горячее тельце рядом со мной очень утешает. Я смотрю, как вздымается и опадает мохнатая грудка. Перина, которой покрыты Дейзи и Роза, не движется вообще, подтверждая мою догадку о том, что у них вместо человеческих легких что-то другое. Я видела, как они смотрят на Тедди, и подозреваю, что ничего хорошего они не замышляют.

Ночью мебель обретает новую зловещность — огромные, тяжелые предметы, каким вовсе не место в детской спальне. Это не только бескрайние арктические просторы кровати, но и гигантский двустворчатый гардероб и соответствующий ему комод такого размера, что в нем поместится и труп. В ночной черноте силуэты мебели рисуются сверхчерным цветом, намекающим на антиматерию.

В противоположном углу комнаты стоит принадлежащий близнецам кукольный дом — большой, четырехэтажный, викторианский. В нем висят картины размером с почтовые марки и лежат почтовые марки размером с точку в книге. В нем позолоченные стулья, которые сгодились бы для королевы эльфов, люстры, похожие на хрустальные серьги, и кухонный стол, ломящийся под тяжестью гипсовых окороков и отформованного в гипсе бланманже.

Джиллиан влюблена в этот кукольный дом и все время пытается уговорить близнецов сделать завещание, по которому дом останется ей. Я сильно сомневаюсь, что ей это удалось. Если бы дом завещали мне (что еще менее вероятно), я бы отказалась его принять. В нем есть что-то жутковатое: во всем, от микроскопической сантехники (крохотные медные водопроводные краники!) до миниатюрных книг, переплетенных в сафьян («Большие надежды»!). Я бы испугалась — нет, я уже боюсь — навеки застрять в этом доме, перевоплотившись в одну из девочек в переднике и локонах, вынужденную весь день напролет играть с крохотными куклами в детской. Или хуже того — в горничную, вынужденную до скончания века чернить грифелем кухонную печь.

Вдруг близнецы воспользуются своими хитрыми инопланетными приборами и за ночь уменьшат меня? И тетя Бэбс войдет утром в комнату и увидит гостевую кровать пустой, а на гостевой кровати в кукольном домике (она гораздо приятней на вид, чем моя раскладушка) возникнет Руби Леннокс размером с куклу, прижимая к себе плюшевого медвежонка размером с амебу.

Хуже всего — как в кукольном доме, так и в большом — лестницы. Дом тети Бэбс и дяди Сиднея напоминает мне нашу квартиру Над Лавкой — он так же вытянут вверх и так же изобилует лестничными пролетами. Но на Мэртройд-роуд на каждом этаже всего одна комната, и чтобы добраться до спальни в мансарде, нужно долго-долго карабкаться по темной узкой лестнице, полной изгибов, поворотов и неожиданных углов, в которых, несомненно, прячутся в больших количествах Неведомые Ужасы. Вместо дружелюбных призраков, обитающих Над Лавкой, здесь живут твари, источающие зло.

Меня посылают спать раньше всех, и я вынуждена совершать опасное восхождение в полном одиночестве. Это вопиющая несправедливость. Я выработала ряд стратегий выживания. Очень важно, например, при подъеме не отрывать одну руку от перил (за вторую цепляется Тедди). Таким образом я гарантирую, что никакая тварь не сможет, летя вниз по лестнице навстречу нам, сбить нас с ног и повергнуть во Тьму Кромешную. И еще нельзя оглядываться. Ни в коем случае, даже когда волки жарко дышат в затылок и скребут длинными неподстриженными когтями дерево ступеней по сторонам покрывающей лестницу ковровой дорожки, испуская горлом низкий рык.

Жуткие апокалиптические образы рисуются в моем воображении, пока мы поднимаемся, — я вижу, как Тедди разрывают на куски и перебрасывают его из одной пасти в другую, роняя с челюстей огромные ошметки слюны. Наконец его тельце прижимает зловонная лапа со свалявшейся шерстью, ему вспарывают живот и начинают выдирать набивку. Он обращает ко мне умоляющий взгляд янтарных глаз…

— Кто там? — спрашивает хриплый, низкий голос.

Мы достигли лестничной площадки, на которую выходит спальня дедушки. (Не моего — оба моих деда уже претерпели предначертанную семейную судьбу: один попал под машину, а другого разорвало на куски.) Это дедушка близнецов, отец Сиднея, его спальня — под нашей.

— Это только я, Руби! — кричу я в ответ (впрочем, думаю, он понятия не имеет, кто такая «только я, Руби») и продолжаю свой путь.

И вот начинается самая сложная часть — попадание в кровать. Мы мешкаем на пороге спальни. На пороге безопасно, но, к несчастью, на нем нельзя остаться навсегда. К тому же волки, живущие на лестнице, не могут пересекать порог (иначе они бегали бы по всему дому). Это хорошо. Но кровать находится на другом конце комнаты — это плохо. Под раскладушкой живут разные чудовища. Среди них есть пара крокодилов, небольшой дракон, но в основном это безымянные, трудноопределяемые твари, не занимающие определенного места в какой-либо классификации. Точно можно сказать лишь одно: у всех, кто живет под кроватью, именованных и безымянных, есть зубы. Острые зубы, которым ничего не стоит перекусить маленькие беззащитные ножки на пути к кровати.