— Вообще, покойники разговаривают только с теми, кого знают.

В свете этого правила хорошего тона я решаю, что со мной никто разговаривать не будет, ведь я не знаю ни одного человека, который умер (о, как я заблуждаюсь!).

Мистер Веджвуд просит Духа снизойти с небес и поговорить с нами, и тут начинают твориться всякие странные вещи: покойники просто кишат в зале. Муж одной женщины, уже двадцать лет как умерший, сообщает ей, что в конце туннеля есть свет. Потом отец другой женщины, «отошедший к Духу» в прошлом году, рассказывает, что ему не хватает походов в кино. Чья-то мать заглядывает с того света лишь для того, чтобы сказать дочери, как избавиться от некрасивой царапины на журнальном столике (с помощью олифы). У одной женщины за спинкой стула материализуется целая семья из шести человек (во всяком случае, так говорит мистер Веджвуд), и оказывается, что это ее соседи, которые жили в смежном доме и всей семьей погибли на пожаре тридцать лет назад. Становится ясно, что от покойников не укроешься. Они заклинают бывшую соседку «не сдаваться и идти вперед» (очевидно, по направлению к свету в конце туннеля). Я решаю, что мир мертвых — довольно скучное место, вроде приемной перед кабинетом врача, забитое людьми, которые громоздят одно клише на другое.

Меня клонит в сон от жары, но вдруг я осознаю, что мистер Веджвуд стоит в начале нашего прохода и смотрит на меня. Я с трудом сглатываю и гляжу на свои туфли. Может, он заметил, что я не пела, а только притворялась? Но он благосклонно смотрит на меня и говорит: «Твоя сестра велела передать, чтобы ты о ней не беспокоилась», и тетя Бэбс тихо ахает, но я не успеваю ничего понять — маленький орган разражается очередным гимном, как две капли воды похожим на предыдущий (все гимны в Церкви Духа абсолютно одинаковые — интересно, что этого феномена никто не замечает).

Весь остаток дня я ломаю голову над тем, что произошло в церкви. Даже «ростбиф нашей Бэбс» и «яблочный пирог нашей Бэбс» — гости, почтившие своим присутствием воскресный ужин, — не могут унять мой страх, что Патриция или Джиллиан мертвы. Я пытаюсь осторожно расспросить тетю Бэбс (под доносящееся из гостиной «Ивушка, чик-чирик»[20]), но она обрывает меня: «Не умничай, Руби, тебе это не идет» (по-моему, мне это как раз очень идет) — и отказывается продолжать разговор.

* * *

Проходит еще неделя. Еще неделя домашней работы по расписанию. Еще неделя трудолюбивого изучения алфавитных карточек и книжки из серии «Божья коровка». Я пытаюсь воспроизвести предложения из книги с помощью карточек, раскладывая их на обеденном столе, как гадалка — карты Таро, но, так как у меня каждой буквы только по одной, фразы выходят неминуемо укороченными. «Вот щенок» превращается в «вот щенк», а «вот котёнок» — в «вот кён».

Я врастаю в распорядок жизни на Мэртройд-роуд и скоро стану одной из здешних обитательниц. Тетя Бэбс уже наряжает меня в обноски близняшек и подстригла мне волосы, чтобы я была больше похожа на них. Скоро никто не сможет нас различить, и, значит, они достигнут своей цели — вселиться в тело землянина. Если бы я только умела писать, я написала бы П-О-М-О-Г-И-Т-Е на тротуаре возле дома. Зачем я им на самом деле? Ради моего земного могущества? Или они хотят завладеть моим медвежонком?

Хуже всего — кошмарные сны, в которых я тону, падаю, заперта в ловушке или летаю. «Летающие» сны — самые страшные: нас катапультирует головой вперед с верхней ступеньки лестницы и мы пускаемся в головокружительный, безостановочный, неуправляемый полет. Мы летим все быстрей и быстрей и просыпаемся за долю секунды перед тем, как врезаться в витражные панели парадной двери.

Эти сны мучительны даже тогда, когда их действие разворачивается на лестнице дома по Мэртройд-роуд. Но еще хуже, когда они происходят в кукольном доме. Там слишком узкая лестница, и после каждой кошмарной ночи в кукольном доме у нас с Тедди ободраны локти и лодыжки все в синяках. На каждой из лестниц я вынуждена уворачиваться от Неведомых Ужасов, притаившихся на площадках, или, хуже того — дед, как безумная кукушка из часов, кричит на нас: «Кто там?» — и я просыпаюсь с криком: «Это только я, Руби!» Впрочем, теперь я даже не уверена в том, кто такая «только я, Руби».

И тут происходит что-то по-настоящему жуткое. Я начинаю ходить во сне. Теперь лестницы мне не только снятся — иногда я просыпаюсь оттого, что меня трясет тетя Бэбс, и вижу, что я и вправду на лестнице! Только я, Руби, одна-одинешенька, если не считать Неведомых Ужасов. Однажды я просыпаюсь в темноте одна, без тети Бэбс, — может, я сама себя разбудила? Я стою перед кукольным домом и при тусклом свете уличного фонаря, профильтрованном через занавеску на окне мансарды, вижу полный хаос, царящий в комнатках, словно какое-то микроскопическое создание отчаянно пыталось что-то в них найти и перевернуло все вверх дном. О ужас!

* * *

Я утешаю Тедди, рассказывая ему сказки — те, в которых кого-нибудь спасают: про Рапунцель, Белоснежку, Спящую красавицу. Подробно пересказываю эпизоды из «Робин Гуда» — в этих пересказах я играю роль девы Мэриан, Тедди — Алана Э-Дейла, а тетя Бэбс — Ноттингемского шерифа. Иногда я — Одинокий Рейнджер, а Тедди сносно изображает Джея Силверхилса. Иногда мы — пленники на пиратском корабле и уже стоим, едва удерживая равновесие, на доске, когда вдали показывается корабль Синдбада. Иногда мы осаждены индейцами в форте из бревен и отстреливаемся, зная, что сейчас прискачет кавалерия — впереди Патриция на лихом коне, с развевающимися волосами — и спасет нас в последнюю секунду… Конечно, теперь я понимаю, что мы оказались не на той стороне. Перейди мы на сторону пиратов или индейцев, были бы в полной безопасности.

Иногда мы сидим на коврике у камина — современном, с геометрическим узором — и притворяемся, что это волшебный ковер-самолет, который унесет нас прочь с Мэртройд-роуд, домой. Но несмотря на все старания, нам удается оторвать ковер от пола самое большее на пару дюймов — он нерешительно трепыхается в воздухе и почти сразу плюхается обратно.

Приходит очередное воскресенье. Мы опять идем в церковь. В этот раз Рита представляет нам гастролирующего медиума, женщину по имени Майра, похожую на Альму Коган, но без ее роскошных одеяний. Майра читает небольшую лекцию на тему «Животные в мире Духа». Она утверждает, что животные, подобно людям, переходят в мир Духа. Тут сразу возникает множество вопросов без ответа — например, как это в мире Духа помещаются все сразу. Если все живые существа переходят в загробную жизнь, это значит, что в мир Духа ежедневно попадают миллиарды миллиардов амеб, бактерий, планктона. А если не все, то где провести границу? Только домашние животные? Размером не меньше йоркширского терьера? Не меньше осы? Есть ли в загробном мире сегрегация — собаки попадают к собакам, жирафы к жирафам? Щенк к кёну? Куры сбиваются в стаю с другими курами? Сойки — с сойками? А как же плюшевые медведи — в мире Духа для них выделен особый отсек или они могут жить со своими детьми? Вопросы, вопросы…