Хейдеко в Топазе расцвела. В сравнении с другими японскими женщинами она была непочтительной супругой: она могла яростно препираться со своим мужем, но при этом посвятила всю жизнь домашнему очагу, детям и тяжелому садовому труду, не подозревая, что внутри ее дремлет ангел гражданской активности. В концентрационном лагере у Хейдеко не было времени на отчаяние или скуку, она всечасно решала чужие проблемы и боролась с лагерным начальством, добиваясь на первый взгляд невозможного. Дети ее жили за забором — в заточении, но в безопасности, ей не приходилось за ними надзирать: для этого существовало восемь тысяч пар глаз и еще контингент Вооруженных сил США. Основной заботой Хейдеко сделался присмотр за Такао, чтобы тот не рассыпался окончательно: ей уже не хватало изобретательности выдумывать задания, которые помогали мужу чувствовать себя при деле и не оставляли времени на раздумья. Такао постарел, их десятилетняя разница в возрасте стала намного заметней. Вынужденное барачное общежитие положило конец влечению, прежде подслащавшему сложности совместной жизни, нежность сменилась разочарованием с его стороны и терпением — с ее. Стесняясь детей, живущих в той же комнате, супруги старались не прикасаться друг к другу на своем узком ложе, и таким образом простейшая связь между ними истончилась. Такао замкнулся в озлобленности, а Хейдеко раскрывала свои способности к служению и лидерству.

Мегуми Фукуда меньше чем за два года получила три предложения руки и сердца, и никто не мог понять, отчего она отвергла всех поклонников, — никто, кроме Ичимеи, состоявшего посыльным между сестрой и Бойдом Андерсоном. У девушки были только два желания: стать врачом и выйти замуж за Бойда — в таком порядке. В Топазе она без труда, с отличием окончила среднюю школу, однако высшее образование было для нее недостижимо. В нескольких университетах на востоке принимали ограниченное число студентов японского происхождения, которых отбирали из лучших учеников концентрационных лагерей, такие люди могли получить финансовую поддержку от правительства, но после случая с Джеймсом, позорного пятна на семье Фукуда, у Мегуми не было шансов. И оставить семью девушка тоже не могла: в отсутствие Чарльза она чувствовала себя ответственной за младшего брата и за родителей. Мегуми продолжала накапливать опыт в больнице, бок о бок с врачами и медсестрами, набранными из заключенных. Ее наставником был белый доктор Фрэнк Делильо, возрастом за пятьдесят; от него разило потом, табаком и виски, он потерпел неудачу в личной жизни, но при этом был человек знающий и преданный своему делу. Делильо взял Мегуми под свою опеку с первого дня, когда девушка явилась в больницу в плиссированной юбке и накрахмаленной блузке, чтобы, как она сказала, попроситься в ученицы. Это было сразу по прибытии обоих в Топаз. Мегуми начала с выноса уток и мытья инвентаря, но проявила столько воли и прилежания, что Делильо вскоре назначил ее своей ассистенткой.

— Когда кончится война, я собираюсь изучать медицину, — объявила девушка.

— Это может оказаться дольше, чем ты готова ждать, Мегуми. Предупреждаю, тебе будет сложно стать врачом. Ты женщина и притом японка.

— Я американка, как и вы.

— Ну как скажешь. Не отходи от меня ни на шаг, и тогда кой-чему обучишься.

Мегуми восприняла этот совет буквально: приклеившись к Фрэнку Делильо, она обучилась зашивать раны, накладывать шины, лечить ожоги и принимать роды; более сложных операций не было — потому что тяжелые случаи направлялись в больницы Дельты и Солт-Лейк-Сити. Десять часов в день у Мегуми были поглощены работой, но иногда по вечерам она выкраивала время для Бойда Андерсона, причем покрывал их Фрэнк Делильо, единственный человек, помимо Ичимеи, посвященный в их секрет. Несмотря на риск, влюбленные, ведомые удачей, наслаждались двумя годами тайной любви. На горячей земле прятаться было негде, хотя молодым нисэй как-то удавалось изобретать наивные предлоги и укрываться от родительского надзора и нескромных взглядов. Однако в случае Мегуми все было иначе, ведь Бойд в военной форме, в каске и с винтовкой не мог петлять, как кролик по чахлой поросли пустыни. Казармы, конторы и дома белых, где влюбленные могли бы свить себе гнездышко, были отделены от лагеря, и Мегуми никогда не получила бы доступа без божественного вмешательства доктора Делильо, который не только добыл для нее пропуск через кордоны, но даже отлучался из своей комнаты в условленное время. И там, среди беспорядка и грязи, среди переполненных пепельниц и пустых бутылок, Мегуми рассталась с девственностью, а Бойд обрел райское блаженство.

Интерес Ичимеи к земледелию, привитый отцом, в Топазе только углубился. Многие японцы, прежде зарабатывавшие на жизнь сельскохозяйственными работами, сразу же порешили устроить себе огороды, и ни засушливая почва, ни безжалостный климат не сломили их решимости. Узники поливали свои участки вручную, считая воду по каплям и защищая растения бумажными тентами летом и жаровнями в самые суровые зимние холода; так им удавалось отвоевывать у пустыни фрукты и овощи. В столовых не случалось недостатка в еде, можно было положить полную тарелку, а потом подойти еще раз, однако без железного упорства этих крестьян весь лагерный рацион состоял бы из консервов. Ичимеи проводил положенные часы в школе, а остальное время дня занимался садами. Вскоре прозвище Зеленые Пальцы заменило мальчику имя, потому что все, чего он касался, взрастало и приносило плоды. По вечерам, дважды отстояв очередь в столовую — для отца, а потом для себя, — Ичимеи аккуратно переплетал сказки и учебные тексты, которые присылали для маленьких нисэй далекие учителя. Он рос услужливым, задумчивым мальчиком и мог часами неподвижно наблюдать лиловые горы на фоне кристально-чистого неба, заблудившись в собственных мыслях и чувствах. Поговаривали, что он создан для монашества и в Японии уже стал бы учеником в буддистском монастыре. Несмотря на то что Оомото не признает прозелитизма, Такао упорно проповедовал свою религию жене и детям, но единственным, кто искренне ее воспринял, оказался Ичимеи — это учение соответствовало его характеру и представлению о жизни, сложившемуся с ранних лет. Ичимеи отправлял культ Оомото вместе с отцом и семейной парой из соседнего барака. В лагере молились буддисты и представители нескольких христианских конфессий, но к Оомото принадлежали только эти люди. Хейдеко иногда к ним присоединялась, но без большого рвения; Чарльз и Джеймс никогда не интересовались отцовским вероучением, а Мегуми, к ужасу Такао и изумлению Хейдеко, перешла в христианство. Девушка приписывала этот шаг вещему сну, в котором ей явился Иисус.

— Откуда ты знаешь, что это был Иисус? — возмущался разгневанный Такао.

— А кто еще станет гулять в терновом венце? — отвечала Мегуми.

Девушка прошла предварительное обучение