меняет местами ему неугодных. Шайбу разыгрываем я и Фил. После инцидента в баре в наших с ним командных отношениях слегка повеяло холодом. Он, как бы это прискорбно ни звучало, запал на Тейку. Пришлось подостудить. Вся эта заваруха произошла пару дней назад. Драка была короткой, нас быстро разняли. Возможно, я не стал бы ввязываться во все это дерьмо, куда так тянул меня Фил. Выдержка мне сейчас нужна, как никогда. Но он перегнул палку, опустился до чернухи и прямых оскорблений в адрес Теи.

С того дня нашей двухнедельной «дружбе» пришел конец.

– Сыграем? – скалится. – Давай выясним все здесь и сейчас.

Киваю. Неотрывно смотрю в его глаза и слышу свисток. Все закручивается очень быстро, наша пятерка вырывается вперед, ловлю передачу, веду, пробивая вратаря так называемых соперников.

Уже в душе чувствую легкое самодовольство. А еще в моей голове появляется не доброе, но вполне закономерное желание – подвинуть Фила. Марченко так и не вытянул меня из запаса, но видел и фиксировал все наши тренировки. Мне нужен всего лишь шанс, я должен показать себя в настоящей игре.

После тренировки думаю о Тее.  Внутри селится протест – пошло оно все к черту. Я думаю так ровно до момента, пока не пересекаюсь с тренером. Он делает несколько персональных наставлений и просит принести ему забытый на трибуне планшет. Возвращаюсь на лед.

Забираю планшет, только сейчас понимая, что девочка, выписывающая пируэты, и есть Тея. Залипаю на этой притягательной картинке на несколько секунд и выхожу за дверь. Возвращаю Марченко пропажу. Сейчас по классике жанра я должен уехать домой, у меня куча дел, но я не могу. Сажусь на самом верху трибуны и наблюдаю, она уже давно разогрелась и обкатывает программу. Очень сосредоточенно, отдавая всю себя.

Красивый взмах рукой, движение, похожее на волчок, откат в сторону, небольшой разгон и прыжок. Неудачный. Тея распластывается на льду. Видя это, по инерции поднимаюсь на ноги, слегка подаваясь вперед. Ее голова опущена, и кажется, что подрагивают плечи. Кажется, потому что отсюда увидеть это просто нереально.

Я вижу подобную картинку раз пять. Идеально выверенные движение, но, стоит ей добраться до любого мало-мальского прыжка, как она приклеивается к земле. Правда, каждый раз поднимается, гордо выпрямляя спину, перед завершением говорит с тренером, тот подбадривающе хлопает ее по плечу, но я прекрасно понимаю, что все это фальшь. Ей не станет легче от подобного жеста, и неважно, насколько он искренен.

Арена пустеет, хочу уйти, дергаю ручку двери и слышу звук соприкосновения острых лезвий коньков со льдом. Она вернулась, но уже одна. Остаюсь там, где стою, просто наблюдаю. Проходит минут двадцать, прежде чем она решается прыгнуть снова, а потом еще раз и еще…

Каждая попытка становится лишь хуже предыдущей.

Еще несколько прыжков в таком темпе, с настолько натянутыми нервами, и она разобьет себе башку. Ее напряжение и отчаяние поглотило все пространство, это чувствуется, практически осязается. Воздух наэлектризовывается, очередная попытка равна падению. Только теперь она не поднимается, продолжает лежать на льду, накрывая лицо ладонями. Быстро сбегаю вниз, касаясь подошвами льда.

Опускаюсь рядом, она слышит меня, убирает руки, позволяя взглянуть в свои глаза. В них нет слез, сожалений, там пусто и холодно. Полная отрешенность.

– Что ты здесь делаешь?

– Хотел с тобой поговорить.

– Я же просила, – осекается, замолкает, видя мою вытянутую ладонь, и неуверенно вкладывает в нее свою.

– Почему ты боишься прыгать?

Тейка вздрагивает и, как затравленный котенок, щетинится. Я задал неудобный вопрос, она не хочет на него отвечать, ей неуютно, и в подобной ситуации, скорее всего, следует молчать… Но когда я делал так, как надо? Так, как правильно?

– Я, – разлепляет губы, – я…

Это все, что она может мне выдать, прежде чем разрыдаться.

Касаюсь ее предплечья и порывисто прижимаю к себе. Обнимаю. Стягиваю резинку с волос, зарываясь в них пальцами, и пересаживаю Тею к себе на колени. Она что-то бормочет, видимо рассказывает, плачет. Дрожит от собственной истерики, а может быть, уже и от холода.

– У тебя все получится.

– Нет, ты не понимаешь, – растирает мокрые щеки, – не получится. Я боюсь, – переходит на шепот, – очень боюсь, не могу себя преодолеть, – качает головой, всхлипывает и тянется ко мне сама.

– Пошли отсюда.

Поднимаюсь вместе с ней и иду в сторону раздевалки. Там пусто. Усадив Тейку на скамейку, наливаю в пластиковый стакан воды из кулера, делая несколько жадных глотков, в горле пересохло.

– Переодевайся, и пойдем куда-нибудь поедим.

– Я не пойду, – вздыхает и начинает расшнуровывать коньки. Помогаю ей с этим, веду ладонью по лодыжке, чуть выше, останавливаясь на колене. Она так много раз сегодня падала, что кожа точно вскоре покроется синяками.

– Пойдешь, тебе нужно переключиться.

Теона пару долгих, растягивающихся до бесконечности секунд смотрит мне в глаза, медленно кивает.

– Хорошо. Только я схожу в душ. Это быстро.

Мысленно с ней соглашаюсь, а она уже закрывает за собой дверь, через минуты слышу шум воды, он так близко. Прижимаюсь спиной к стене, запрокидывая голову. Скулы сводит от непреодолимого желания оказаться там, рядом с ней. В какой-то момент я уже закрываю раздевалку изнутри, дергаю ручку двери, разделяющей душевые и пространство с множественными шкафчиками. Стягиваю футболку, и она падает на пол, туда же летят джинсы.

Вода шумит в самой последней секции. Еще шаг, а перед глазами ее спина, по которой разметались мокрые светлые волосы, едва доходящие до лопаток.

Тея

Чувствую его присутствие. Вся моя злость тает, но, наверное, она испарилась еще полчаса назад, там, на льду, когда я ощутила его первые прикосновения. Сейчас же они повторяются. Ладони сжимают плечи, он притягивает к себе, согревает.

Это не становится неожиданностью, скорее необходимостью, медленно разворачиваюсь и сама ищу его губы, немую поддержку. Глубокий, долгий поцелуй, мурашки. Столько контрастов.

Теплая вода обволакивает наши тела прозрачной пленкой. Лешины длинные пальцы гладят мое лицо, зарываются в волосы, а дыхание распаляет. Внутри бушует настоящий вулкан. Тону в этих ощущениях, напрочь забывая об обидах.

Слишком горячо и очень запретно.

– У тебя кто-то есть? – запрокидываю голову, смотрю в его глаза, в них мое отражение, такое четкое, пугающее.

– Ты.

– Кроме? – кусаю свои губы, не желая слышать оправданий.

– Что за бред?

– Я звонила вчера, мне ответила какая-то девушка.

Кирсанов слегка отстраняется, долго смотрит мне в лицо, и я начинаю замечать, как его губы растягиваются в насмешливой улыбке.

– Наверное, сестра, – хмурится и вновь тянет на себя, вынуждая впечататься ему в грудь.

Цепляюсь ногтями за