— Вы уверены, что ничего не слышали этой ночью? Подумайте хорошенько. Ложь будет стоить вам очень дорого.

— Господь свидетель, сэр, я спал так крепко, как младенчик у матери на руках, — засопел Ортон. — Ничего не могу с собой поделать, ваша милость.

— Тебе платят не за то, чтобы ты спал на посту, а за то, чтобы сторожил!

— Пьян как свинья, — сказал констебль. — Вот что он имеет в виду, сэр.

— Я не отрицаю, что выпил немного, чтобы согреться.

— Ага, напился так, что наступи Судный день, он бы и не заметил, что что-то не так, — перевел констебль. Он кивнул в сторону безмолвной фигуры, лежащей на козлах. — Только посмотришь на него, и сразу ясно, что без шума тут не обошлось, не правда ли, мистер Граут?

Секретарь пропустил вопрос мимо ушей. Он отвернулся и потянул грубый холст, которым было затянуто одно из маленьких окон, прорубленных очень высоко, чтобы в помещение не проникли воры. Холст отлетел, обнажая незастекленный квадрат окна. Бледный зимний свет неохотно проник в крохотную каморку. Ортон тихонько заплакал, словно свет причинял ему боль.

— А ну кончай! — велел констебль.

— Он пошевелился, — прошептал Ортон. — Богом клянусь! Я видел, как у него рука дрогнула. Господь свидетель.

— Да вы умом тронулись, — сказал Граут. — Принесите фонарь! Почему так мало света? Возможно, нам стоило оставить беднягу лежать, где лежал.

— Но там же лисы, да и крыс полным-полно, — заметил Ортон.

Граут жестом велел мне подойти к импровизированному столу. Тело было с головой накрыто серым одеялом, за исключением левой руки.

— О господи! — воскликнул я.

— Вам нужно взять себя в руки, мистер Шилд. Лицо выглядит еще хуже.

Казалось, его голос доносился издалека. Я уставился на остатки руки, наклонился поближе, и констебль поднес фонарь, чтобы полностью ее осветить. Рука представляла собой кровавое месиво из плоти, кожи и отвратительно белых обломков костей. Я подавил рвотный позыв.

— По-видимому, верхние фаланги указательного пальца отсутствуют, — сказал я тонким, но отчетливым голосом. — Насколько мне известно, у мистера Франта была та же травма.

Граут вздохнул.

— Вы готовы увидеть остальное?

Я молча кивнул, поскольку боялся заговорить и выдать свое волнение.

Констебль поставил лампу на угол двери, встал на цыпочки и, взяв одеяло за два кончика, медленно стянул его с тела. Убитый лежал на спине. Констебль поднял фонарь и поднес его к голове.

Меня передернуло, и я сделал шаг назад. Граут сжал мой локоть. У меня помутилось сознание. На мгновение показалось, что снаружи царит непроглядная тьма, пламя фонаря потухло, и день превратился в ночь, внезапно, как в тропиках. Я четко ощущал сильную вонь испражнений и пота, застарелого табака и джина.

— Можно считать, ему повезло, — пропыхтел Ортон рядом со мною. — Я хочу сказать, посмотрите на него, в основном он и нетронут. Счастливчик, да? Вы бы видели, что может сделать с человеком пушечное ядро, попавшее в живот! Вот это я называю повреждения! Вот помнится, у Ватерлоо…

— Попридержите язык, черт возьми, — прошипел я, в глубине души рассердившись, поскольку этот человек, по-видимому, не отсиживался во время битвы под трупом лошади.

— Вы загораживаете свет, Ортон, — сказал Граут неожиданно мягко. — Отодвиньтесь.

Я закрыл глаза и попытался выключить все образы, звуки и запахи, которые старались заполнить темноту вокруг. Это не битва, это всего лишь труп.

— Вы готовы вынести вердикт? — спросил Граут. — Я отдаю себе отчет, что лицо… сильно помято.

Я открыл глаза. На человеке, лежавшем на козлах, отсутствовала шляпа. На одежде и волосах все еще видны лоскуты инея. Ночевать под открытым небом сегодня было холодно. Убитый был одет в длинное серое пальто с пелериной, но не такое, как носят кучера, а скорее имитирующее роскошь, свойственную джентльменам. Под пальто я увидел темно-синий сюртук, светло-коричневые бриджи и тяжелые сапоги для верховой езды. Волосы коротко стриженные, тронутые сединой на висках.

Что же до лица, то оно могло быть чьим угодно и в то же время ничьим. Виден был лишь один глаз — только Богу известно, то случилось со вторым — и мне показалось, что он светло-серого цвета.

— Он… он очень изменился… — промямлил я, и слова мои были столь же слабы и несостоятельны, как и свет от фонаря. — Но все увиденное соответствует тому, что я помню о мистере Франте, — цвет волос, цвет глаз, вернее, глаза, телосложение и рост, насколько я могу судить…

— А костюм?

— Увы, здесь я помочь не могу.

— А еще кольцо, — Граут обошел стол со стороны головы убитого, держась от него как можно дальше. — Оно все еще на другой руке, так что, очевидно, мотивом этого чудовищного деяния послужило не ограбление. Прошу вас, подойдите сюда.

Я подчинился, словно в трансе. Я не мог отвести взгляд от того, что лежало на столе. Пальто, перепачканное грязью. Темное пятно крови, распластавшееся на груди, словно нагрудник. Мне мерещилось, я вижу осколки обнажившихся костей черепа в красном месиве лица.

Казалось, единственный глаз следит за мною.

— Вот возьмите конницу, — подал голос Ортон из своего темного угла рядом с печкой. — Когда всадники сбились в кучу так плотно, что лошадям некуда ступить, то помочь раненому, который лежит на земле, практически невозможно. Копыта разбивают головы всмятку только так, скажу я вам. Вы бы глазам своим не поверили.

— Замолчи, а? — устало попросил констебль.

— У этого хоть один глаз остался, — продолжал Ортон. — Обычно оба глаза выклевывают вороны, а вы не знали?

Констебль влепил Ортону оплеуху, чтобы тот умолк. Граут опустил фонарь так, чтобы я мог рассмотреть правую руку трупа. Как и левая, она превратилась в кровавую кашу, но на указательном пальце красовалось массивное золотое кольцо с печаткой.

— Мне нужно выйти проветриться, сэр, — сказал я.

Я прошел мимо Граута и констебля и ощупью двинулся на улицу. Секретарь последовал за мною. Я обозревал унылый вид заледеневшей грязи и необожженных кирпичей. Три голубя по тревоге взмыли с голых ветвей дуба, который остался здесь с той поры, когда землю еще не передали в аренду под фантастические проекты, ставшие причиной разорения.

Граут всунул мне в руку фляжку. Я сделал глоток бренди и поперхнулся, ощущая, как тепло потекло вниз, к желудку. Граут подскочил ко мне, хлопая руками, чтобы согреться.

— Ну, сэр? Каков ваш вердикт?

— Мне кажется, это мистер Франт.

— Но вы не уверены?

— Его лицо… сильно повреждено.

— Вы заметили отсутствующий палец.

— Да.

— Это помогает в опознании.