У выезда со «шрота» останавливаемся, выходим из машины. У ворот притулился небольшой магазинчик, в котором по дешевке продают еще вполне годные вещи. У Феди в магазинчике работает друг — Бажу. По крайней мере, все его так называют. Бажу — бывший полковник югославской армии. Напоминает слегка обтесанную и оживленную каменную глыбу. Глыбу, ошибочно полагающую себя человеком. Вообще-то им детишек хорошо пугать. Бажу в свое время сбежал с горящих Балкан в Германию, получил политическое убежище и работу на «шроте». Так и завис среди отходов.

— Халло!

— Халло!

Бажу, завидев нас, широко улыбается и осторожно пожимает нам руки. Все равно ладонь заныла! Федя, мельком окинув взглядом тесное, заваленное барахлом помещение, спрашивает глыбу:

— Мы ищем колесо для детского велосипеда. Вот такого примерно диаметра, — и показывает руками.

Бажу озабоченно чешет квадратную макушку:

— Сейчас поищем. Идите за мной.

Проходим в подсобку. Там кучей свалены старые велосипеды, рамы без колес, колеса без рам. Настоящие дедушкины друзья — так немцы называют старинные вещи. Проще говоря — всякую рухлядь.

— Выбирайте!

Щедрым королевским жестом Бажу показывает на кучу. Я поднимаю с пола подходящее колесо. Если его очистить от грязи, вполне еще послужит.

— Вот это, Бажу. Сколько с меня?

— Нисколько, брат. Подарок, — качает каменной башкой Бажу.

Вот! Настоящий полковник!

Благодарим, сердечно прощаемся, выходим, садимся, едем.

Дождь на время выключили. Робкое солнышко согревает промокшую насквозь землю. Домой совсем не хочется. Плохое в нашей жизни почему-то происходит чаще, чем хорошее, поэтому нужно пользоваться солнышком, пока греет. По дороге Федя предлагает:

— Слушай, Вадим. Здесь рядом открылся новый винный магазин. У них сегодня презентация. Давай заедем, посмотрим, что у них есть. Может быть, купим себе пару флаконов?

Я согласно киваю.

Федя, немного поплутав в узких каменных улочках, паркуется на площадке перед новеньким одноэтажным зданием. На стоянке свободных мест почти нет. У магазина на ветру хлопают пестрые флаги, большие плакаты заманивают внутрь. Презентация.

В торговом зале народу немного. Гораздо меньше, чем автомобилей на парковке. Наверное, многие, оставив свою машину у магазина, отправились по другим местам. Немецкая смекалка.

Подходим к девушке, бесплатно угощающей всех желающих вином. «Что я для вас могу сделать?» Реклама — двигатель торговли. У девушки на выбор — красное, розовое, белое, сладкое, полусухое, сухое. Пробуем: Федя — сладкое, я — сухое. Потом наоборот. Сухое вино лучше. Берем по бутылке на брата и идем к кассе. Сегодня большие скидки. И так три дня подряд. Потом цена вырастет процентов на тридцать или больше. Кто не успел, тот опоздал! Суровый закон капитализма. И железнодорожных вокзалов.

Снова дома — с велосипедным колесом и бутылкой вина. Под бодрящий звон колоколов меняю колеса. Затащил велосипед на балкон и меняю. Через полчаса велик Лукаса обретает новую жизнь. Колесо, сделавшее «кря», уношу в подвал. Позже отправим на «шрот».

Нужно приступать к поискам Харуна. Как же найти этого афганца? Харун — это имя или фамилия? А может быть, то и другое? Я не силен в афганской ономастике. Воспользуюсь советом Крюкля и позвоню в Лейден. Может, удастся разыскать Густава Гоншорека?

Ищу в Интернете официальный сайт Лейденского университета. Контакты. Есть телефон для прессы и связи с общественностью. Я — общественность? Наверное, да. Звоню. Приветливый женский голос приветствует меня по-голландски. Говорит, как тот негроидный ангел-хранитель в Аалене. Вроде все ясно, но ничего непонятно. Голландский язык я знаю чуть менее, чем никак. С общего согласия переходим на английский. Этот язык я знаю лучше голландского.

Через несколько минут удается установить, что Густав Гоншорек действительно раньше работал в университетском медицинском центре. Теперь он на пенсии, но продолжает плодотворно трудиться в библиотеке. Ему можно туда позвонить. О’кей! Пруха. Гуд-бай!

Продолжаю напрягать Лейден. Звоню в библиотеку университета. В ответ на мою просьбу поговорить с мистером Гоншореком там чувствуется легкое волнение и невероятное желание помочь. Потом долгие поиски пенсионера. Не уснул ли он где-то между полок с книгами? Наконец в трубке невнятно бурчит старческий голос:

— Густав Гоншорек у аппарата!

Бинго!

Перехожу на немецкий язык. После голландского и английского он ласкает уши почти как родной. Краткое изложение истории с Кальтом, потом упоминание Харуна и Наджии.

— Я помню их, — обнадеживает меня Гоншорек. Он пускается в дальнее плавание по океану медицинских терминов. — Наджия умерла от туберкулеза, несмотря на… — следует долгое непонятное перечисление медикаментов и процедур. — Мне очень жаль, но все это было так давно.

— Меня больше интересует Харун. Где бы я мог его найти? — возвращаю Гоншорека в двадцать первый век.

— Насколько я помню, Харун был беженцем из Афганистана. После смерти матери его, наверное, выслали на родину, — разочаровывает меня старик.

Тупик. Все как обычно — сначала обнадежат, потом разочаруют. Жизнь — это не халва!

После пустого разговора с Гоншореком смотрю на монитор компьютера. Он помаргивает. Намекает на что-то. Словно говорит: «А может, и я на что сгожусь?» Хватаюсь за соломинку. Как голодная корова. Поищу следы Харуна в Интернете. Чем черт не шутит, пока Бог спит!

Пользуясь безлюдьем, радио в кухне гремит «You are in army now!». Заводная вещь группы «Status Quo». Машинально подвываю: «о-уо-уо!», пока набираю искомое имя на клавиатуре. Посмотрим. Так, есть Харун — исламский пророк, есть Харун — арабский халиф, есть Харун — турецкий писатель. Харуна — афганского беженца — нет. Значит, Бог не спит?

На турецком писателе компьютер завис. Недовольно смотрю на застывший экран. Техника! Когда захочет, тогда и обманет. А ты ее не обманешь.

Верещащий звонок. Шагаю к двери, старательно сохраняя равновесие. Главное в нашей депрессивной жизни — баланс. Кто это звонит? Джейсон уже сломал велосипед, а больше я никого не жду. Кроме двух маленьких привидений. Эти-то в любой момент могут заглянуть.

Открываю. Смотрю сначала прямо перед собой — никого, потом вниз. Внизу стоит Джейсон номер два и лупоглазо пучится на меня, задрав голову. Еще один закадычный друг Лукаса — Лиан. Семилетний полунемец-полутурок. А может, и еще чего-нибудь «полу». Хотя вроде бы для еще одного «полу» места уже нет. Впрочем, дети не делят друзей на турков, немцев, русских. Это делают за них взрослые.

Объясняю Лиану, что Лукас далеко и приедет через две недели.

— А можно мне взять его велосипед?

Господи боже ты мой! Это я уже проходил. Ободранные руки саднит от гаечных ключей. Щедрость моей натуры очерствела, засохла и скончалась. Да у меня теперь воды для стирки возле моря не допросишься! Нет, но какие все-таки у Лиана умоляющие глазки! Незамутненные. Ладно, забыли. Бери велик, катайся. У Бажу на «шроте» осталось еще много старых колес.