(Хихиканье в актовом зале, перешептывание, слышатся: «Как обычно!»)

Тридцать седьмое комментирует?

Выяснилось, что карманники… тьфу… оперуполномоченные Жаринов и Арцыбашев додумались одну похищенную катушку ниток гр-ном Ковальчуком именовать 800-ми метрами пошивочного материала!

(Приглушенные смешки)

Отставить смешки!

И мотивировали они это ориентировкой ГУБХСС от 28 мая в отношении каких-то там хищений с фабрики города Поти.

Андреев! Вы аж прослезились. Если старший группы обладает таким чувством юмора, какой будет следующий фортель? Токарев, мне надоело покрывать этих диверсантов!

(Уже нескрываемый общий смех)

А мне не до смеха! Если бы не их чутье на жулье…

(Хохот)

Я вижу, убойная группа больше всех веселится. Напрасно. Коснемся ситуации с вылавливанием утопшего возле Горного института…

* * *

Никита Савелов, скромный очкарик, на назначенную встречу за велосипедом не пришел. Все попытки Артура найти его оказались безрезультатными. В одиннадцатой школе удалось выяснить у девятиклассников следующее: в начале сентября действительно откуда-то возник парень, представился Никитой Савеловым, сказал, что переводится в эту школу. Парень был очень компанейским, веселым, сразу стал вливаться в коллектив будущих одноклассников, хотя на уроки еще и не приходил, — говорил, что родители какие-то формальности утрясают. В юном возрасте «своими» становятся быстро… А в тринадцатой школе сказали, что настоящий Никита Савелов переехал с родителями в Москву еще в июне…

…Рассказывая обо всем об этом Варшаве, Артур вспомнил странную улыбку Савелова — стало быть, не случайно она тогда показалась жуткой. Но передавать свои эмоции вору Тульский не стал — и так-то обосрался дальше некуда, еще и сопли какие-то показывать…

Варшава долго молчал — они сидели с Артуром на лавочке в садике Академии Художеств. Тульский не выдержал:

— Я ничего не понимаю!

— Это в твоем возрасте нормально, — вздохнул вор.

— Кто сука? Кто? Зачем?

Варшава помолчал, поскреб в затылке. Хмыкнул:

— Если бы мог вот так сразу… жил бы в Гаграх, ходил бы в чесучовом костюме… Все малеха заврались. Мальцу обещали лисапед, который никто не собирался ему давать. А он не собирался его получать. Ты ерзал ради идеи — интересно и почетно, видишь ли… Я людей подбирал, рассчитывал на шахматы, хотел их цеховикам в Поти скинуть. Тоже кривил душой, Беста и ЧирканИ в свои планы не брал… Мой знакомый опер кричит — шухер из-за этих шахмат дикий. Они какие-то особенные, обком-горком, короче — сам терпила спалился. ГБ-ЧК лютует, жалом водит — прям как в пятидесятые. Вот так. Если б я имел коня — это был бы номер, если б конь имел меня — я б, наверно, помер. Чует мое сердце — комитетовские это вонзили. Им по какой-то чекистской надобности потребовалось терпилу этого партийного с пробега убрать. Вот они тему и забодяжили. А их прокладки враз не срубишь…

Артур поднял голову:

— Так, значит… В смысле это что — разведка какая-то работала?

Варшава усмехнулся со вздохом:

— В смысле… Ну не пятнадцатилетний же паренек в глаженых штанишках?! И менты так не делают. Им подставы делать на квартире партийных деятелей — таких прав никто не выписывал отродясь… Чуйка говорит — чекистские дела. Плохо то, что они пацаненка не к кому-то подводили, а к тебе. Значит — информацию имеют. Конкретную. А это — плохо. Стало быть, тебе надо притихариться… У тебя, долбоебушка, чудом первая судимость не образовалась. А судимость — это штука такая — необратимая. После первой — судьбу уже не перевернешь.

Варшава рассуждал абсолютно здраво и логично, но он ошибся — точно так же, как ошибся Токарев-старший, оценивая историю, приключившуюся с боксером Лехой Суворовым. Варшава не мог не ошибиться. Даже ему, битому и ловленому вору, не могло прийти в голову предположение, что всю комбинацию выстроил и провел один человек — и кто? Несовершеннолетний мальчишка, сын одного из подчиненных товарища Удалова. И не просто подчиненного, а приятеля — они семьями дружили, в гости друг к другу ходили. А сынок подчиненного решил (самостоятельно, не советуясь с отцом) карьеру папе подтолкнуть, освободив один из пролетов партийной лестницы…

Опытнейший розыскник и засиженный вор в разное время и в разных ситуациях ошиблись на одном и том же человеке. Ошибившись, они не почуяли, что в неформальном пространстве Питера зажигается новая «звезда» — абсолютно невидимая, а потому — особенно страшная…

Ноябрь 1979 г.

Ленинград

Говорят, что ожидание праздника доставляет намного больше положительных эмоций, чем сам праздник. Ведь ожидание — это всегда «мечтание», а мечта — она мечта и есть, она идеальнее и красивее реальной жизни. В канун праздника человеку подсознательно грезится чудо, которым праздник может стать, — и, как правило, он им не становится. К тому же в России праздник чаще всего оборачивается горьким похмельем, а канун — канун как раз заканчивается праздником. Стало быть, даже подсознательно получается, что в ожидании праздника светлого и радостного больше, чем в самом событии…

Артем любил суетливые предпраздничные дни — и времени больше оставалось свободного, и люди как-то наэлектризовывались, и вообще — жизнь становилась какой-то другой, в нее словно входил какой-то дополнительный смысл. 6 ноября тренировка у Токарева-младшего закончилась почти на час раньше, чем обычно. Тренеры — тоже люди, им тоже надо было подготовиться к наступавшим ноябрьским. Точнее, не подготовиться, а «прорепетировать» — судя по количеству бутылок, которые Артем успел углядеть в тренерской. Ну и чудесно — будет время с Анькой встретиться — и в конце концов решить, чем и где развлекать себя после демонстрации. Задумавшись, Артем шел через Румянцевский сад, где на лавочках кучковалась и шушукалась василеостровская шпана. Токарев многих из них знал — совсем своим для ватажников он, разумеется, не был (все-таки сын мента и сам мент будущий), но и за чужака его не держали — Артема абсолютно устраивали такие отношения вежливого и, в общем, доброжелательного нейтралитета.

Его заметили. Лидер группы, девятнадцатилетний парень по прозвищу Вата, сказал что-то негромко и кивнул на Артема. Парнишка помладше (по прозвищу Хабарик), сидевший на спинке скамьи, ловко оттолкнувшись, бросился прямо под ноги Токареву — с таким видом, будто потерял что-то на дорожке. Артем ловко отскочил в сторону, Хабарик, под негромкие смешки дружков, выпрямился лицом к лицу с Токаревым и в своеобразной «манэре» поздоровался:

— Выше знамя советского спорта! Артем покачал головой:

— Вот ты под колеса швыряешься — а мне из-за тебя сидеть!

Шпана шутку оценила, и смешки стали громче. Хабарик насупился:

— Жути нагоняешь, Артем Батькович?!