– Но ты сам поднял ее, – тоже не поворачиваясь, напомнил ему Хендрикс.

Казалось, его друзья не замечают, что он готов развалиться на куски.

– Мне показалось, что вы хотите узнать, что к чему, иначе не приехали бы. Но разве от вас дождешься сочувствия?

Услышав его слова, Джонас тут же повернулся к нему, а Хендрикс пошел еще дальше и выключил телевизор. Потом они выжидательно посмотрели на него.

Внимания было так много, что его сердце мучительно сжалось.

– Мы ждали, пока ты признаешь, что нуждаешься в этом самом сочувствии, – с теплотой в голосе ответил Джонас. – В тебе точно сидит заноза. Ты слишком гордишься собой за свою верность этой дурацкой клятве. Мне кажется, именно поэтому Тильда сейчас в самолете. Одна. Без тебя.

– Не называй нашу клятву дурацкой, – возразил Уоррен. – Только то, что вы двое нарушили ее и придумали, как оправдать свое малодушие, не значит, что…

– Эй, – тихо прервал его Джонас. – Я вижу, что ты огорчен из-за того, что Тильде пришлось уехать. Но мы не нарушали клятву. Разве только букву, но не дух. Ты упустил главное. Мы по-прежнему вместе, по-прежнему дружим после той ужасной трагедии.

– Я не огорчен.

Они даже не смилостивились над ним, чтобы поверить в его ложь.

– Мы не забыли Маркуса, – добавил Хендрикс, поставив на стол свою бутылку с пивом. – Мне нравится думать, что мои отношения с Роз являются данью уважения его памяти.

Я бы никогда не женился на ней, если бы считал, что есть шанс влюбиться в нее, но это чувство все равно возникло между нами. Без этой клятвы я бы по-прежнему оставался один и пропустил самое лучшее, что могло случиться со мной в этой жизни.

– Главное заключается в том, чтобы понять, когда признать поражение. – Джонас кивнул в сторону входной двери. – Ты слишком опоздал, если женщина, которую ты любишь, села в самолет и улетела на другой конец земного шара.

– Но я не…

Слишком поздно. Уоррен даже не смог закончить предложение, потому что ложь была слишком очевидной. Его голова закружилась вместе с его сердцем.

Влюбившись в Тильду, он нарушил клятву, вот почему все это причиняло ему столько страданий.

– Все хорошо, – сочувственно сказал Джонас. – Ты сражался до последнего.

– Но проблема не в том, что я не могу признать, что нарушил клятву. У меня была причина, почему я не осмеливался нарушить ее.

– У нас у всех были причины, – заметил Хендрикс. – Я не хотел потерять вашу дружбу, поэтому использовал ее как отговорку, чтобы избегать того, что я чувствовал. У Джонаса были свои причины. Ты держишься за эту клятву, потому что не можешь представить, что можно любить что-то больше, чем свою работу.

– Вот как? Ты думаешь, в этом все дело? – вскинулся Уоррен. – Потому что «Флаинг сквирел» важнее для меня, чем Тильда?

– Это объяснение звучит так же неплохо, как и все остальные, – пожал плечами Хендрикс.

– Но только это неправда. Я держал свое обещание, потому что Маркус погиб по моей вине. – Уоррену показалось, что внутри у него что-то сломалось, когда он озвучил то, о чем молчал десять лет. Он никогда не произносил эти слова вслух.

Джонас выпрямился на диване и потер виски.

– Уоррен, Маркус покончил с собой. Тут нет твоей вины, если только ты не помог ему.

– Я… Я не говорю, что убил его. Мне казалось, что он приходит в себя. Поэтому я начал разговаривать с ним. Я полистал некоторые книги по психологии и узнал, что нужно обращать внимание на сигналы, которые подает человек, страдающий депрессией, и разбираться с сообщениями, которые он посылает сам себе.

Речь шла о жестах, как в случае с Тильдой. Помочь ей оказалось просто – нужно было двигаться медленно и всегда держать руки на виду, чтобы она получила сообщение, что ты не являешься для нее угрозой. Чаще всего такой подход срабатывал. Не получалось только тогда, когда он позволял своей несдержанности взять над ним верх.

Точно как с Маркусом.

Когда Уоррен не дождался быстрых результатов и выпалил свое «переживешь», абсолютно уверенный в том, что его друг, если постарается, сможет справиться с разочарованием в любви. Но вместо этого его друг наглотался таблеток, пока Уоррен веселился на вечеринке. Последний протрезвел очень быстро, когда, вернувшись домой, споткнулся о безжизненное тело, лежавшее за дверью квартиры, которую они снимали.

Джонас встал с дивана и присел на подлокотник кресла, в котором расположился Уоррен, тем самым разбивая невидимую стену, которая всегда отделяла их. Потому что после смерти Маркуса Уоррен предпочитал держаться на расстоянии. Когда они втроем заходили в бар, Джонас и Хендрикс оказывались на одном диванчике, а Уоррен садился отдельно. Как и следовало. Маркус был его соседом по квартире, и пустовавшее место рядом с Уорреном служило постоянным напоминанием о нем.

– Тебя удивит, если я скажу тебе, что тоже разговаривал с ним? – спросил Джонас. – И я два раза звонил его маме. О Маркусе беспокоилось много людей, мы делали все, что в наших силах. И в том, что случилось, нет ничьей вины. Он принял это решение, не ты.

– Но как я могу быть счастлив, если Маркус лишился этой возможности? Это несправедливо.

– Ты хочешь страдать до конца жизни за чужие ошибки? – вмешался Хендрикс. – Но у тебя своя жизнь. Речь сейчас идет о тебе, а не о Маркусе.

– Я не умею ладить с людьми, – горестно покачал головой Уоррен. – Я испортил наши отношения с Тильдой. Она уехала, потому что я ничего не могу ей дать.

– А я думал, она уехала, потому что истек срок ее визы, – беззаботно возразил Хендрикс. – Ну-ка, выкладывай, что там у вас.

– Я влюбился в нее, понятно? – взвился Уоррен. – Довольны? Вы это хотели услышать?

– Ага, – фыркнул Джонас. – Но только потому, что ты сам должен был услышать себя. Ты дал ей уйти, потому что боишься быть счастливым, а не потому, что не умеешь общаться с людьми. Эта отговорка тут не прокатит. Тебе не нужно ладить со всеми. Только с Тильдой. Тебе с ней хорошо?

Еще как.

И он позволил ей уйти.

– Какая разница, – уныло пожал плечами Уоррен. – Она думает только о проекте. Последнее, что она сказала мне: «Пришли бумаги о разводе и не беспокойся насчет завоевания австралийского рынка».

– Ага, а ты, конечно, тут же возразил и сказал, что тебе плевать на это дело, – с сарказмом бросил Хендрикс. – Да любая женщина, оказавшись с тобой в одной компании, через пять минут начинает понимать, что у нее нет шансов, потому что бессмысленно конкурировать с «Флаинг сквирел».

– Не говори глупости, – заворчал Уоррен.

Но его друг говорил правду. Прощальные слова Тильды ранили еще больше. «Почему бы тебе не жениться на своей компании?» Каждой женщине, появлявшейся в его жизни, приходилось иметь дело с тем, что он не мог думать ни о чем, кроме своей работы.