Замешкавшись на лестничной площадке, Флик заметила комнату с закрытой дверью, где, наверное, спал Джонатан. И еще одну, в которой вовсе не было двери, а пространство напоминало нечто среднее между гардеробом и блошиным рынком. Всевозможная одежда висела на вешалках, была сложена стопками или валялась на полу. Флик заметила громоздкий гидрокостюм, смешные очки для плавания, яркий шарф, какой могла бы надеть ее мама, и даже несколько ползунков.

Флик спустилась по лестнице. Заслышав ее шаги, Джонатан поднял голову. Он как раз наполнял металлический чайник водой из-под крана.

– Все в порядке? – спросил он.

Сам он уже сменил рубашку и закатал рукава.

– Да. Спасибо. – Флик облокотилась о столешницу.

Странно вновь оказаться в тишине турагентства, подумала она. Нереально и даже… скучно. Флик хотелось немедленно приступить к планированию следующего путешествия – руки чесались дотянуться до чемоданов на стене. Вместо этого она постучала по столешнице:

– Значит, так всегда бывает? Побег и спасение? Всегда есть приключение? Всегда… – она старалась подобрать слово между «опасностью» и «весельем», – вот так?

Джонатан задержал на ней взгляд. Гнетущая тишина могла бы запросто расплющить автобус. В следующую секунду на лице Джонатана засияла искренняя улыбка.

– Да, вот так всегда.

Флик улыбнулась в ответ.

* * *

Час спустя футболка Флик сушилась перед камином, а она сама доедала сладкую булочку.

Джонатан делал записи в толстом журнале, рядом с которым остывал чай. Отчет Флик в путеводителе был гораздо короче.

– Никак не пойму, почему Тэм так хотел оставить нас в своем мире, – сказал Джонатан, не поднимая головы. – Скорее, страшная встреча со взрослым человеком заставила бы детей побыстрее избавиться от нас. Но они словно нуждались в нас. Очень странно.

Флик согласно промычала. Она повертела в руке лупу Джонатана и взглянула сквозь нее. Чемодан, с помощью которого они путешествовали, светился от магии больше, чем другие.

– Развлекаешься? – спросил Джонатан.

Он захлопнул журнал и повернулся, чтобы положить его на полку.

– Вроде того, – улыбнулась Флик, касаясь плавающих в воздухе магических частиц. – На самом деле просто думаю. – Она опустила руку. – Полагаю, чемодан светится, потому что его использовали, да?

Джонатан, который все еще разглядывал полки, замолчал.

– Чемодан, который мы использовали, чтобы добраться до леса Тэма. – Флик указала на него. – Он светится. Как и из леса Кристаллов, и… из мира с маяком. – Она покраснела. – Это ведь потому, что их использовали, да?

Джонатан не ответил. Он все еще пялился на полку, держа в руках журнал, в котором писал.

Флик покачала головой и снова взглянула сквозь увеличительное стекло. Магия кружила в воздухе, словно приветствуя ее. Внутри, от груди до кончиков пальцев, растеклось тепло.

– Как же мне нравится видеть скрытое от глаз волшебство! Словно мое место действительно в сообществе «Волшебные миры». В этом все и дело.

Джонатан поставил журнал между двумя романами.

– Да, – туманно сказал он.

Флик опустила лупу и нежно провела пальцем по ручке. Ей не хотелось возвращать ее.

– Ты сказал, что приключения есть всегда, – проговорила она. – Джонатан, ты меня слушаешь?

Он слегка тряхнул головой, словно отметая какую-то мысль.

– Что? Да, я слушаю. – Джонатан повернулся и сосредоточенно уставился на нее. – Я всегда тебя слушаю.

Флик вздохнула и заговорила мягче:

– Мы, конечно, должны искать его, но, Джонатан, твой отец точно хочет, чтобы мы его нашли? Или же он… – Она сочувственно посмотрела на юношу.

Джонатан постучал рукой по столу, словно собираясь с мыслями.

– Если он жив, я найду его. Хранители просто так не оставляют свои обязанности, даже перед лицом опасности.

– Опасности? – сказала Флик, выпрямившись.

Джонатан пожал плечами. Он снова сел за стол и рассеянно постучал ладонью по полированной поверхности:

– Если слишком осторожничаешь, то настоящего приключения не получится. Я видел, как многие с сожалением возвращались из других миров. Думаю, они хотели бы там остаться.

– Такое возможно? – спросила Флик, вспоминая, как ее мозг отвергал саму идею остаться в лесу Тэма. Ей казалось это неправильным. Но у других людей могло быть свое мнение. – Можно ли остаться в другом мире? Если захочешь?

– Еще не встречал того, кто остался бы в чужом мире по собственному желанию. Я предупреждаю всех, чтобы не теряли багаж. Никогда не теряйте багаж! Это единственный способ вернуться.

Джонатан поправил очки.

– С другой стороны, если ты не хочешь быть найденным, то можешь спрятаться в сотнях миров, – проговорила Флик.

Джонатан разгладил на столе несколько листов бумаги:

– Сложно сделать это в мире, где ты не родился.

– Почему? – с любопытством спросила Флик.

Джонатан облокотился о стол:

– Мы рождаемся с ограниченным количеством жизненной силы, заключенной в нас. Своего рода личная магия. Когда живешь в своем мире, она понемногу утекает, день за днем, год за годом, пока не иссякнет. Вот что дает нам время в этом мире.

На секунду Флик почудилось, что ее жизнь утекает под какофонию часов на камине. Ей не понравилось это чувство.

– А когда ты находишься в других мирах?

– Нахождение в мире, к которому ты не принадлежишь, вытягивает твою жизненную силу. Сперва ты просто устаешь, затем заболеваешь и в конце концов умираешь раньше срока. Единственная надежда – вернуться домой. Если искра жизни прогорает по одной спичке, то в другом мире… словно вспыхивает пожар.

Флик посмотрела на Джонатана. Они без слов поняли, что оба думают о Дэниеле Меркаторе.

Правду говорят, что ложь во благо неизбежно причинит больше вреда, чем пользы, пускай и не сразу. Причем этот вред может проявиться гораздо быстрее, чем предполагалось.

Джонатан ненавидел ложь. Говоря неправду, он испытывал неловкость, а когда Фелисити ушла, он весь день и ночь терзался угрызениями совести.

Он вырос в доме, где ложь украшала любой разговор. Конечно, родители не рассказывали правду, действуя из благих побуждений. Они бы не хотели, чтобы Джонатан разболтал друзьям про турагентство «Волшебные миры». От него держали в секрете и истинную природу чемоданов, чтобы он вдруг не решил в один прекрасный день повеселиться.

Джонатану с малых лет твердили, что в турагентстве – а его брали туда только в крайнем случае, когда не с кем было оставить, – ничего нельзя трогать. Он ни разу не видел, чтобы кто-то залезал в чемодан или выбирался оттуда, и правда о семейном деле оставалась скрыта до тех пор, пока он не стал подростком.