– Спасибо, – говорю шепотом, и Фредерик подмигивает.

Кладу запястье на колени, чувствуя себя предателем. Еда в животе будто кусок свинца. И все, о чем я мечтаю, – это отмотать жизнь на тот момент, когда мы с мамой и Хейзом ели торт на кухне, а потом пошли в кино. Ресторан кажется таким людным вдруг, у меня щиплет глаза.

Музыка меня спасает. Кубинская группа играет на двух гитарах, барабанах бонго, бас-гитаре и старой трубе. Их яркие мотивы наполняют зал, и меня начинает уносить по реке их музыки. Свет приглушен, напитки на столе, и появляются две девушки – одна рядом с Эрни, другая на коленях у Генри.

Я слежу за увлеченными лицами моего отца и его друзей. Завидую им, что они могут забыться в моменте, словно остальной мир исчезает. Интересно, буду ли я ощущать подобное когда-нибудь снова или печаль всегда будет следовать за мной по пятам?

* * *

Солнечная погода Лос-Анджелеса на следующей неделе не дает подсказок, что лето заканчивается. Единственный признак изменений – шквал писем из Подготовительной академии Клэйборна, приходящих в ящик Фредерика.

Я провожу часы, изучая информацию. Узнаю, как арендовать почтовый ящик на почте и подключиться к школьной компьютерной сети. Зазубриваю карту кампуса, словно готовясь к выпускному экзамену.

– Еще один конверт из Клэйборна, – объявляет Фредерик однажды утром, протягивая его мне. Внутри нахожу единственный листок, на котором написано: «Распределение комнат». Здание моего нового общежития называется Хабернакер.

– Хорошее название, – говорит Фредерик.

– Ты знаешь, где это?

Он качает головой.

– Я не гулял особо по школе. Это на другом конце города.

– Как много от тебя пользы. – Разворачиваю бумагу. – Мою соседку зовут Аврора Флоринда дэ Гарза Гарция. Она из Мадрида.

– Звучит интересно, – говорит Фредерик. – Девушка из Европы с четырьмя именами. – Насвистывая, он уходит из дома на стрижку.

Когда дверь за ним захлопывается, я перечитываю имя своей соседки снова. Одно его звучание заставляет меня трепетать. Поэтому пишу Джейку: «Я – в общежитии Хабернакер. Моя соседка из Мадрида», – печатаю ее имя.

«Не может быть! – тут же приходит ответ. – Я тоже в Хабернакере. Имя твоей соседки незнакомо. Может, перевелась? У меня двое соседей. Оба по программе обмена.

«Это ничего, верно?» – спрашиваю я, чувствуя себя глупо.

«Конечно. А если нет, я хорошо знаю город. Мы можем спрятать их тела».

«Слишком жутко, Джейк».

«Звучало забавнее у меня в голове», – отвечает он.

В кухне я беру сковороду и делаю себе сэндвич с жареным сыром. Пока он готовится, я развлекаю себя одной из песен отца. «Застывшее мгновение» застряла у меня в голове с тех пор, как Фредерик и Эрни сыграли ее вчера. Я провела все лето, подавляя каждый импульс петь. Но пока отца нет дома, я расслабляюсь.

Когда сэндвич обжарился с обеих сторон, перекладываю его на тарелку и разворачиваюсь, чтобы пережить сердечный приступ при виде того, кто стоит в дверном проеме.

– Боже, Эрни! Я не слышала, как ты вошел.

Он пялится на меня.

– Не знал, что ты умеешь петь.

– Э… – «Блин». – Я пою только в душе.

– Вранье. – Он скрещивает руки. – Фредди знает?

«Черт», – открываю холодильник, ища банку Pepsi.

– Если бы ты был мной, то хотел бы петь перед Фредериком?

– Если бы у меня был такой голос, я бы хотел, чтобы все слышали.

Смотрю на него искоса.

– Может, хотел бы, а может, и нет.

Эрни кусает губу.

– Я правда не понимаю. С твоими генами ты наверняка была бы крутейшим музыкантом. Но хорошо. Мы не разговаривали об этом.

– Спасибо.

– И ты не брала высокие ноты так, будто была рождена для этого, и не сымпровизировала рифф в конце.

– Можешь закончить.

Он пожимает плечами.

– Звучало отлично на самом деле.

– Что ты еще можешь сказать, ты соавтор песни.

– Только бас-партии. – Он щурится, глядя на меня, точно пытаясь что-то понять.

Расстроенная, я несу сэндвич мимо него и поднимаюсь в свою комнату.

* * *

Позже на той неделе Генри остается с нами на ужин – сэндвичи с мясными шариками, доставленные по заказу. Каждый магазин на Манхэттен-Бич работает с доставкой. Неудивительно, что мой отец никогда не пользуется духовкой.

С тех самых пор как я залезла в «Инстаграм» отца, я жду, когда Генри станет меня отчитывать. Хорошие девочки так не шутят. Мы чувствуем себя слишком нервно после.

Однако Генри не говорит об этом. Он хочет обсудить кое-что другое.

– Мне звонила журналистка Беки, – говорит он.

– Кто такая журналистка Беки? – спрашиваю я.

– Когда звонит твой журналист, – объясняет Фредерик, – есть маленький шанс, что ты получишь премию, и большой шанс, что ты где-то накосячил. Что она сказала, Генри?

– Там ваша фотография с Рейчел. Блог звонил спросить, не хотим ли мы дать им имя.

Фредерик смеется.

– Серьезно? Очередные запоздалые новости в Лос-Анджелесе.

– Очень запоздалые.

– У кого фото?

– В Like a Hawk. Нет смысла им подыгрывать, – говорит Генри.

– О чем речь? – спрашиваю я. – Какое фото?

– Блог со сплетнями, в котором наша с тобой фотография, наверное, со дня рождения, – говорит Фредерик. – И они хотят опубликовать ее. Но не знают, кто ты, так что позвонили моему журналисту, чтобы спросить. – Он делает глоток содовой. – Генри, передай Беки спасибо за звонок. Но Фредди отказывается раскрывать личность молодой девушки на фото.

Генри пожимает плечами.

– Справедливо. Но ты не разозлишься, если они что-нибудь выдумают, верно? Это единственная причина, по которой Беки спрашивает. Ты знаешь, как они делают: «Фредди Рикс нагрянул в город с юной моделью, которая вдвое моложе его…»

– Это будет неправда. Больше, чем вдвое. Скажи Беки, я не разозлюсь, и можете отфотошопить мою седину.

* * *

Позднее, когда Генри уходит, эта беседа прокручивается у меня в голове.

– Почему вы просто не сказали блогеру мое имя? – выпаливаю я.

Отец отвлекается от чтения и пожимает плечами.

– Мы могли бы. Но тогда какой-нибудь второсортный блогер выдаст сенсацию о… – он делает руками жест, изображая цитирование, – «Тайная дочь Фредди Рикса». Зачем тебе, чтобы твоя жизнь становилась предметом их обсуждений, или статей, или что там помогает им зарабатывать?