– Эй, мужик, не подбросишь до дому? – крикнул я ему.

Он обернулся, чтобы послать приставалу куда подальше. Но узнал меня и остановился с открытым ртом:

– Сандроне, какого хрена с тобой случилось?

– Какие-то типы хотели проломить мне башку на улице. Не делай таких глаз, ты должен был их видеть.

Он осмотрелся кругом в поисках кого-нибудь из своих людей и спросил:

– Они еще там?

– Нет, больше чем уверен, их там уже нет. Поехали отсюда.

Мы забрались в его серый захламленный «фиат-ритмо». Ничего не изменилось: как и прежде, его автомобиль представлял собой мобильный склад плакатов, транспарантов, листовок и книг. На панельной доске валялся пыльный тюбик клея, которым обычно пользуются, чтобы по ночам клеить плакаты на стены.

– Хочешь, отвезу тебя в отделение скорой помощи? – спросил Даниэле, заводя мотор.

– Только не это, хочу умереть в собственной постели. Слушай, если тебя не затруднит, отвези меня к дому Валентины.

Он немного подумал и произнес с обычной сдержанностью:

– Ладно, только сотри кровь с физиономии, а то заляпаешь всю машину.

Я посмотрел на себя в зеркало заднего обзора. Ничего страшного, еще легко отделался.

Тип, которого я сшиб с ног, сильно расцарапал мне лицо: две вертикальные кровоточащие ссадины тянулись ото лба до верхней губы. Более серьезные повреждения скрывались под одеждой. Правое плечо и спина начали наливаться пульсирующей болью, и распухло левое запястье. Рукав куртки был в крови, но не моей, подумал я с удовольствием.

Мы поехали по улице, и я попросил остановить машину в том месте, откуда началось мое живописное бегство.

Даниэле увидел у тротуара мои очки и вышел поднять их. Они, вероятно, попали под колесо машины этих типов, поэтому от них остались жалкие обломки. Все же я сунул их в карман – на память.

Минут через двадцать мы остановились у входа в дом Валентины. Даниэле остался сидеть за рулем, желая убедиться, что я без очередных приключений вошел в дом. Я два или три раза нажал на кнопку домофона.

– Кого еще несет в такой час? – могильным голосом спросила моя красавица.

– Это я, открой.

– Сандроне, какого… Что-то случилось?

За что я ее обожаю, так это за проницательность. Если б я притащился сюда, просто подогрев лучшие чувства алкоголем, она ограничилась бы тем, что бросила трубку и забыла обо мне.

– Случилось.

Тишина в трубке.

– Поднимайся, но… Ладно, потом.

Она ждала меня на лестничной клетке в пижаме, с заспанными глазами и волосами, взъерошенными больше, чем обычно. Увидев меня, она побледнела, по крайней мере, мне так показалось при свете неона.

– Кто тебя избил?

– Они забыли представиться.

Она посторонилась, давая мне войти в квартиру. Закрыв дверь, взяла меня за рукав и предупредила:

– Послушай, Сандроне, я не одна, будет лучше, если ты об этом узнаешь сразу.

Я почувствовал, как защемило сердце. Ну что за паскудный вечер выдался сегодня! Собрал все свое мужество и сделал шаг вперед. В глубине коридора стоял мужчина и надевал пиджак. В такой ситуации я не посчитал нужным знакомиться и, глядя сквозь него, прошел вслед за Вале в ванную. Хотя успел разглядеть его: лет сорок, лицо заурядное, фигура заурядная, костюм заурядный. Он, не глядя на меня, сосредоточенно завязывал галстук.

Я никогда прежде не появлялся в квартире моей невесты без предупреждения, тем более что у нас была негласная договоренность: каждый вправе делать все, что пожелает, только чтобы другой не знал об этом.

Усевшись на край ванны, я стянул испачканный пиджак, под которым была не менее грязная рубашка. Только сейчас я заметил, что джинсы порваны на правом бедре и сквозь разрыв виден кровоподтек. Я даже не помню, как его заработал. Снял с себя все, оставшись в одних трусах, и потянулся к ящику с лекарствами. Вале с огорчением смотрела на меня.

– Крепко тебе досталось. Больно?

– Только когда думаю об этом. Твой приятель, он кто, коллега или клиент? – спросил я, доставая бинт, лейкопластырь и спирт, стараясь произнести это с интонацией как можно более безразличной.

– Я могла бы ответить, что это не твое дело, но, учитывая обстоятельства, скажу: он врач, и я сейчас попрошу его осмотреть тебя. А потом ты отсюда уйдешь, не устраивая сцен.

– Дать ему дотрагиваться до меня руками, еще теплыми от твоего тела? Да никогда!

– Не валяй дурака. Я позову его.

Хрен с ним, пусть перещупает всю семью.

Гиппократ, явно смущенный, вошел через минуту, держа в руках свой шикарный черный чемоданчик, и произнес ритуальную фразу:

– Добрый вечер, позвольте осмотреть вас…

– Давай на ты, тем более что у нас много общего.

– Я не хотел бы, чтоб ты неправильно истолковывал… – начал было он.

Я прервал его:

– Да ладно тебе, брось объясняться. Ты же знаешь, что нынче в моде массовые коммуникации… и в чувствах тоже. Жалко, что тебя не было на прошлой неделе, когда мы устроили классную оргию. В следующий раз пригласим и тебя.

Он исподлобья смотрел на меня, пока я осторожно вновь усаживался на край ванны. Черт, как больно!

– Приличные ушибы. Как ты умудрился их заработать? – спросил он, дотронувшись до меня.

– Уф, полегче!.. Участвовал в соревнованиях по танцам и поскользнулся. А другие не заметили и продолжали танцевать. Прямо на мне.

– Н-да, понимаю, – сказал он холодно и сильно сжал пальцами плечи, отчего я едва не взвыл от боли. – Подвигай рукой. – Я подчинился. – Мне кажется, переломов нет, но хорошо бы завтра сделать рентген. Посмотрим спину. – Я повернулся. – И здесь, по-моему, ничего серьезного… Ты собрал отличную коллекцию шрамов на груди и спине.

– Ничего удивительного, с моей-то работой…

– А чем ты занимаешься?

– Я учитель в начальных классах. С этими мальками не забалуешь. Уй!

Он ощупывал меня довольно грубо, видно, я действовал ему на нервы.

– Так, теперь зашью тебе рану на брови.

– Как то есть зашьешь? Без наркоза?

– Всего один стежок, и сейчас это делается не лошадиными иглами.

Он продезинфицировал рану, порылся в чемоданчике и достал оттуда эластичные скобки. Боль действительно была терпимой.

– Ну вот и все. Намажь антисептической мазью и отдыхай. Я выпишу тебе рецепт на обезболивающее.

Я приоткрыл глаза и увидел Вале, входящую в ванную.