— Тебе бы лучше поприсутствовать лично на этих сеансах, — посоветовал Уэзерби. — Он также обладает талантом очаровывать своих натурщиц.

— Спасибо, что предупредил, Джо. — Уэзерби Гуд было вымышленное имя, а настоящее — Джо Банкер.

С другого конца комнаты донёсся крик, и все в ресторане присоединились к хору, запевшему «С днём рождения».

— Давай выбираться отсюда, — предложил Квиллер. — Теперь мне хватит барбекю до конца моих дней.

Они выбрались на улицу, где царила благословенная тишина маленького городка. Когда они уже прощались, Квиллер спросил, не слышал ли Уэзерби о «Нозерн лэнд импрувмент» в Локмастере.

— Нет, но я не очень-то осведомлён по части недвижимости, — ответил метеоролог.

— У меня есть номер их телефона, но там никто не отвечает. Если бы я мог выйти на главу этой фирмы, мало бы ему не показалось. Наверное, они зарегистрировали своё вымышленное название у секретаря округа. У тебя есть какие-нибудь контакты в окружном муниципалитете?

— Нет, но я легко могу вычислить этих ребят… Если ты продаёшь часть своих владений у озера, то я — первый покупатель.

— Даже и не мечтай, Джо. Спасибо за приятный вечер. Передай мой привет Джету.

Обед Квиллера в «Баре и барбекю Чета» имел и положительные стороны. Он всегда получал удовольствие от общества метеоролога из «Голоса Пикакса». Уэзерби был колоритной фигурой. Он читал лекции в клубах, играл на рояле на вечеринках и мог оживить свои сводки погоды джазовыми мелодиями. Квиллер бы отдал всё на свете за то, чтобы быть джазовым пианистом, и сожалел о том, что в детстве предпочёл крикет роялю. И у кого же, кроме Уэзерби Гуда, могла быть кузина — любительница ворон? Вот ещё один плюс этого вечера — перспектива написать сценарий мультипликационного фильма о воронах.

В равной степени приятно было поближе познакомиться с акварелями Даффа Кэмпбелла, изображавшими копры заброшенных шахт. Прежде Квиллер считал их ремесленными поделками, которые сбывают отдыхающим в качестве сувениров, — наподобие картинок с Эйфелевой башней. Однако, глядя на акварель, написанную в туманный день, он чуть ли не физически ощутил влагу; а мрачный зимний пейзаж, где копер высился над огромными сугробами, был проникнут холодом и одиночеством.

Поискав номер художника в телефонном справочнике — там Кэмпбеллы занимали целую страницу, — он нашёл Даффилда Кэмпбелла из Перпл-Пойнт. К телефону подошёл сам Король Шахт. По-видимому, его удивил и обрадовал звонок. Он предложил встретиться завтра утром.

Перпл-Пойнт был мысом, на две мили вдававшимся в озеро. В годы бума здесь строили суда, но с тех пор минуло целое столетие. Экономический спад, ураганы и буруны сделали своё дело, и мыс сильно изменился. Теперь вдоль западного берега тянулся песчаный пляж и череда курортных отелей, а западное побережье представляло собой цепочку скал.

Дафф Кэмпбелл жил на скалистом берегу в маленьком доме, напоминавшем скорее сарай для лодок, нежели жилище. Да и человек, вышедший навстречу Квиллеру, больше походил не на художника, а на рыбака. Лет ему, вероятно, было не больше шестидесяти, очень худой, он слегка сутулился оттого, что постоянно склонялся над мольбертом. День был тёплый, но художник натянул на себя два свитера, а на голову нахлобучил вязаную шапочку, из-под которой виднелись длинные седые волосы.

— Бьюсь об заклад, у вас здесь потрясающие восходы, — начал Квиллер.

— Ни один не похож на другой, — с удовольствием подтвердил Кэмпбелл.

— Должен сказать, что у вас живописный коттедж.

— Он был покинут, и я спас его из волн, — объяснил художник. — Перенёс на место повыше и отремонтировал — всё сам. Я был тогда гораздо моложе. Посидите-ка пока на крыльце, а я сварю нам кофе.

Крыльцом служила гранитная плита, и с него открывался вид на озеро. Тут стояли два хрупких складных кресла. Квиллер осторожно опустился в одно из них, и кресло тут же заскрипело и заходило ходуном под его весом. Скоро вернулся хозяин с двумя пластмассовыми кружками, наполненными до краев, — он шёл медленно, стараясь не расплескать кофе. Он поставил кружки на ящик между креслами.

— Вы, конечно же, не остаётесь здесь на зиму, мистер Кэмпбелл.

— Зовите меня Дафф, — попросил художник. — Нет, на случай плохой погоды у меня имеется комната в городе. Теперь, когда я вышел в отставку, живу во Флориде с родственниками и преподаю в тамошнем университете.

Квиллер взглянул на него вопросительно, ставя на ящик свой диктофон.

— Как давно вы пишете картины?

— Теперь уж и не вспомнить, когда именно я начал. Когда был ребенком, в школе не преподавали изобразительное искусство, но я начал рисовать карандашом. В те дни мы жили возле копра шахты «Одд глори». Он зачаровал меня: причудливые очертания, старые доски, таинственная атмосфера. Должно быть, я нарисовал его тысячу раз, под разными углами. Потом увидел в каталоге кисти и краски и спросил родителей, не могут ли они купить их для меня. Ни за что не забуду своего восторга в тот момент, когда прибыл ящик. Отец был священником. Он сказал, что неисповедимы пути Господни. Мама мной гордилась и позволила мне записаться на заочные курсы. Я кое-что узнал благодаря ним; делал ошибки, перечёл все книги по искусству, имевшиеся в библиотеке, и следующие полвека писал картины каждый уик-энд.

— А в будние дни вы где-то служили?

— Конечно. Проработал сорок лет в Пикаксе, фирма «Семена и рассада». Ушёл на покой только тогда, когда мои картины начали покупать. Большинство их приобретает галерея в Локмастере.

— Должен сказать, Дафф, что ваши работы открыли мне глаза. Вы видите в этих старых руинах такое, о чём я и не подозревал. Спасибо вам за это.

Художник улыбнулся — в первый раз за всё это время — и кивнул со скромным видом:

— Ну что же, я провёл много времени, разглядывая копры шахт — во время грозы, снегопада, при дожде со снегом, в палящий зной, при торнадо, в туман, когда восход, когда закат, когда чистое небо, когда тучи…

— Я полагаю, вы пишете с натуры.

— Конечно! Правда, одной вещи нужно избегать — ветра. Надувает всякий сор в краски.

— А почему акварель, а не масло? — Квиллер вдруг обнаружил, что говорит в телеграфном стиле Даффа.

— Быстро… спонтанно… без хлопот. Иногда люди наблюдают, как я работаю, и они говорят: «Ну уж и картина! Он даже не покрывает всю бумагу!» Нельзя не рассмеяться, слушая чушь, которую они несут.

— Я бы хотел взглянуть, как вы пишете. Обещаю, что не буду нести чушь.

— Поехали! — предложил Дафф. — В моём пикапе.

Они отправились к шахте «Смитс-Фолли» — она находилась ближе всех к Перпл-Пойнт. Дафф захватил с собой всё своё снаряжение, включая зонтик с длинной ручкой, которую он воткнул в землю.

— Предпочитаю писать в тени, — пояснил он. — Тогда нет отблесков на белой бумаге. И краска не сохнет слишком быстро…