— Очень хорошо. Наверное, сегодня тебе лучше не пить, да, милая?

Я натянуто улыбнулась ему, но ничего не ответила.

Грэм нахмурился и спросил:

— Это еще почему?

— Ну… когда Люси выпьет, она становится немного… туповатой. И намного болтливее. Кажется, болтать еще больше уже невозможно, но ей удается. Ее чудачества становятся еще заметнее… временами даже чересчур.

— Кажется, она достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения, — возразил Грэм.

— Она сама и решила не пить сегодня вечером, — ответил Ричард, улыбаясь.

— Уверен, она может говорить за себя, — холодно сказал Грэм. — В конце концов, природа наделила ее собственными голосовыми связками.

— Да, но она сказала бы ровно то же самое.

Грэм изобразил широкую фальшивую улыбку. Это была самая неудачная улыбка из всех, что я когда-либо видела.

— Прошу меня извинить, пойду и поищу место поинтереснее, чем это, — сухо сказал он, поднял автокресло и отошел.

— Вау! — Ричард тихо присвистнул. — Ну и говнюк!

Я легонько толкнула его в плечо.

— Что это было? Ты вел себя немного агрессивно, не находишь?

— Ну, прости. Я просто не знаю, как уживаться с тем, что ты постоянно находишься в его доме.

— Там я помогаю ухаживать за Тэлон. Она моя племянница, моя семья. И тебе это известно.

— Да. Но ты, Люси, как-то упустила из виду тот факт, что он, черт возьми, выглядит, как греческий бог. Я имею в виду… Господи Боже, зачем писателю бицепсы размером с «Титаник»?! — воскликнул Ричард. Его ревность была громкой и очевидной.

— Когда у него не хватает вдохновения, он занимается спортом.

— Видно, этого писателя вдохновение посещает нечасто. Как бы там ни было, идем. Я хочу представить тебя кое-каким людям. — Ричард взял меня за руку и потянул за собой. Я оглянулась в поисках Грэма: он сидел на скамейке с Тэлон на руках и смотрел в мою сторону. Взгляд был напряженным, словно в голове его в этот момент вертелся миллион мыслей.

Ричард повел меня по залу, чтобы представить людям, которые были одеты еще более странно, чем я. Каждый раз, говоря о моем наряде, Ричард уточнял, что он причудлив, как моя душа. Он говорил это с улыбкой, но я чувствовала скрытое за ней неодобрение.

— Можно я возьму перерыв? — спросила я после разговора с женщиной, смотревшей на меня, как на отбросы.

— Всего пара человек. Это очень важно. Семейная пара, с которой обязательно нужно пообщаться.

Похоже, мой перерыв откладывается.

— Мистер и миссис Петерсон, — произнес Ричард, протягивая руку для рукопожатия. — Я очень рад, что вы смогли прийти.

— Пожалуйста, Ричард, не надо лишних церемоний. Зови нас просто Уоррен и Кэтрин, — сказал джентльмен, и супруги тепло улыбнулись нам.

— Да, конечно. Еще раз повторюсь: я очень рад, что вы здесь.

Плечи Кэтрин укрывал палантин из натурального меха, а на шее сверкали дорогие украшения, отчего улыбка ее казалась еще ярче. На губах помада цвета фуксии, а осанка и манеры — как у членов королевской семьи.

— Мы ни за что на свете не пропустили бы такое, Ричард. А вы, должно быть, Люси? — Она улыбнулась и взяла меня за руку. — Я много расспрашивала о главной женщине в жизни этого талантливого мужчины.

— Это я, — кисло улыбнулась я, свободной рукой одергивая подол платья в надежде на то, что Ричард это никак не прокомментирует. — Извините, а откуда вы оба знаете…

— Мистер Пет… Уоррен один из величайших художников в мире. Он из Милуоки, Люси, — пояснил Ричард. — Я много раз рассказывал тебе о нем.

— Нет, — тихо сказала я, — не рассказывал.

— Да, рассказывал. Уверен, ты просто забыла.

Уоррен усмехнулся.

— Не волнуйтесь, Люси. Моя собственная жена забывает обо мне по пятьдесят раз на дню. Не так ли, Кэтрин?

— Простите, мы знакомы? — пошутила Кэтрин и подмигнула мужу. Они были более чем милы, но я ясно чувствовала, что Ричард раздражен из-за меня, хотя была абсолютно уверена, что никогда не слышала о них.

— Итак, Ричард, какова следующая ступенька в твоей карьере? — спросил Уоррен.

— Друг пригласил на выставку в Нью-Йорке, — заявил Ричард.

— Да? — спросила я, удивленная тем, что узнаю об этом только сейчас. — А я не знала.

— Вообще-то он пригласил меня только сегодня днем, — сказал он, наклоняясь и целуя меня. — Помнишь Тайлера? Он собирается на фестиваль искусств и сказал, что я могу остановиться в его квартире.

— О, фестиваль искусств в Санта Розе? — спросил Уоррен и кивнул. — Я много лет ездил в Розу. Это неделя волшебства. Клянусь, каждый художник должен хотя бы раз принять в нем участие. Я сам очень много почерпнул там для своего творчества.

— И для своего мозга, — пошутила Кэтрин, — который пропитался запахами красок, алкоголем и марихуаной.

— Уверен, это будет потрясающе, — согласился Ричард.

— Ты тоже поедешь, Люси? — спросил Уоррен.

— О, нет. Люси управляет цветочным магазином, — вмешался Ричард, даже не дав мне возможности ответить. Начать с того, что меня даже не приглашали. — Но я бы очень хотел, чтобы она смогла поехать.

— Вы флорист? — заинтересованно спросил Уоррен. — Вам стоит подумать о работе в паре с художником. Здесь, в музее, проводят цветочное шоу. Вы создаете цветочную композицию, а потом художник, вдохновленный вашим творением, рисует картину. Это довольно интересно.

— Звучит потрясающе, — согласилась я.

— Если вам это интересно, дайте мне знать, и я порекомендую вас знакомым художникам. Уверен, что смогу включить вас в программу. — Уоррен широко улыбнулся.

— А теперь самый главный вопрос: что ты сегодня пьешь, Люси? — спросила Кэтрин.

— О, просто воду.

Она взяла меня под руку и отвела в сторону.

— Так не пойдет, дорогая. Как насчет джина?

Не успела я открыть рот, как за меня уже ответил Ричард:

— Она обожает джин. Уверен, ей понравится все, что ты предложишь.

Когда мы вчетвером подошли к бару, Кэтрин остановилась.

— О, Боже! Уоррен, смотри! — Она кивнула в сторону Грэма, который устраивал уснувшую Тэлон в автокресле. — Это же Г.М. Рассел?

Уоррен вытащил из кармана очки.

— Думаю, это он.

— Вы читали его книги? — спросил Ричард как-то безрадостно.

— Читали?! Да мы обожаем его! Это один из лучших писателей в мире. Конечно, исключая его отца — мир праху его, — сказал Уоррен.

— О, нет. Он гораздо лучше Кента. Его тексты пронизаны такой болью… они невыносимо прекрасны.