Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не могу быть беременна. Если ты, конечно, об этом.
– Пока все указывает на обратное! Я повторяю вопрос – у вас с Быковым что-нибудь было?
– Да, – выдохнула Юля. – Но, мам… Мы же не идиоты, и каждый раз предохранялись. Поэтому выдохни, пожалуйста. На тебя страшно смотреть. Я не беременна, мама. Точка.
Ольга Петровна нащупала стул за спиной и тяжело на него опустилась. Нет, она не была пуританкой и такой уж отставшей от жизни. Долгие годы работая с детьми, она прекрасно понимала, что рано или поздно они все же взрослеют. Просто она не была готова узнать об этом вот так. Зачем только спрашивала?
– Юля, а месячные у тебя когда в последний раз были?
Очередной вопрос матери застал Юльку на пороге гостиной. Она-то считала, что их разговор окончен, а тут… А фиг его знает.
– Не помню, – буркнула Караулова и уже далеко не так уверенно взглянула на мать. Та растерянно пригладила волосы.
– Так, ладно. Думаю, лучше сделать тест.
– Мама…
Но Юльку уже никто не слушал. В чем была, мать выскочила в коридор. Натянула плащ, сунула ноги в ботинки и умчалась, взглянув напоследок на Юльку так… разочарованно, что она заревела, едва за той захлопнулась дверь.
На негнущихся ногах Караулова вернулась в гостиную. Упала в кресло, напряженно вспоминая минувшие два месяца с тех пор, как у них с Ромкой все и случилось. Матери она не врала. Он действительно предохранялся. Вот за эту мысль ей и следовало держаться. Но как? Если чем больше она думала в этом направлении, тем явственней становилось, что…
– Две полоски означают положительный результат.
Юлька бестолково уставилась на свой тест. С двумя яркими параллельными полосками. Мать, все больше истеря, дернула ее за руку:
– Ты слышишь?! Положительный результат! Господи боже, за что мне это?! Ты представляешь, что будет?!
Выдернув ладонь из захвата матери, Юлька опустилась на крышку унитаза.
– Так… Нужно все сделать быстро. Чтобы никто не узнал. Я подумаю, с кем можно договориться… - бормотала Ольга Петровна, будто бы впав в безумие.
– О чем?
– Как это, о чем?! О том, чтобы решить эту проблему! Срок еще маленький. До выпуска почти четыре месяца, экзамены, поступление на носу…
– Сначала я должна поговорить с Ромой.
– Ты спятила?! Да я тебя к этому деревенскому увальню и близко не подпущу! Пусть только покажется мне на глаза, я его…
– Прекрати, мама! Хватит! Я не хочу этого слышать. – Юлька обхватила себя дрожащими руками. Если честно, она прекрасно понимала, что ее мать, как бы это ужасно ни прозвучало, во многом была права. Но в то же время… Господи, она в самом деле беременна!
– Ах вот оно что! Не хочешь слышать… А опозориться ты хочешь, я правильно понимаю? И заодно опозорить меня.
– Тебя только это волнует? – с ресниц Юльки закапали слезы. Стараясь не зареветь в голос, она диковато осмотрелась в поисках телефона. Найдя тот, набрала дрожащими пальцами номер Романа.
– Ром… Рома… Ромочка, ты можешь сейчас прийти? Пожа-а-алуйста, Ромка, ты можешь?
Приближалось Восьмое марта. А потому звонок Тамерлана застал Семена в торговом центре, по которому тот слонялся вот уже битый час в тщетной попытке найти идеальный подарок для Дуни. Дело это оказалось нелегкое. Удивить Дуню было достаточно сложно. Ведь все её потребности, находящиеся в материальной плоскости, целиком и полностью удовлетворял отец, а значит, Семену нужен был подарок, ценность которого измерялась бы отнюдь не деньгами. Совершенно особенный подарок, да, чтобы выразить те чувства, что кипели у него внутри.
– Сём, дуй к дому Карауловой. Да побыстрей, – велел Тамерлан, даже не поздоровавшись.
– Случилось чего? – удивился Краснов.
– Ага. Катастрофа случилась. Детали на месте, ага?
Слышать такое из уст обычно сдержанного, не склонного к преувеличениям Когана было довольно странно. И оттого еще более тревожно. Проигнорировав еле волочащийся эскалатор, Семен спустился на первый этаж по ступеням, пронесся к выходу и шагнул в дверь-вертушку. В лицо, щипая покрывшуюся мурашками кожу, ударил совсем не по-весеннему холодный ветер. Краснов поежился, осторожно пробираясь через стоянку к автобусной остановке, к которой как раз подошла раздолбанная маршрутка.
Когда он подоспел к дому Карауловой, у Юлькиного подъезда уже собрались Бык, Жека Кравец, ну и сам Коган, конечно. Они сидели на металлическом заборчике, отгораживающем клумбу от тротуара, в одинаковой позе – руки в карманах, взгляд в пол, и молчали.
– Эй! Что тут у вас за беда? Я примчался так быстро, как смог.
– Быкову нужна наша помощь, – не слишком приветливо пояснил Жека.
– Да без проблем. А с чем?
Парни переглянулись.
– С дежурством.
– А поподробнее? – нахмурился Семен, которого порядком нервировала повисшая в воздухе недосказанность.
– Бык собирается стать батей.
– Чего? – Краснов удивленно моргнул.
– Я надеюсь, тебе не нужно говорить, что об этой ситуации не стоит трепаться? – впервые подал голос виновник их спешной сходки.
– Да о чем трепаться-то, вашу бабушку? Я ни хрена не пойму! Говорите какими-то загадками. – возмутился Краснов, прежде чем пазл в его голове сложился. – Постой, Юлька, что, залетела?
– Забеременела, – насупился Бык.
– Твою мать, Роман. Твою чертову бабушку…
– Ты очень красноречив, Семён, – фыркнул Тамрелан.
– Отвали! – беззлобно отмахнулся Краснов. Стащил с головы капюшон – между домами было гораздо тише, а потому теплее. Или это его от этой новости бросило в жар? А если даже его, непричастного к происходящему, бросило в жар, то что творилось с Ромкой в эти секунды? А с Юлькой? – Это полное попадалово, – резюмировал Сёма, недоверчиво покачав головой. – Рюмочка в курсе?
– А ты думаешь, почему мы здесь собрались? Этот вообще с ночи сидит. – Тамерлан кивнул на Быка.
– С ночи? Зачем? – не понял Краснов.
– Затем, что боится, как бы Юльку силком на аборт не отправили. Рюмочка окончательно спятила. Такое чудит – на голову не натянешь.
– Так, а Юлька что?
– Юлька в шоке.
– Но тебе удалось с ней поговорить?
– Ага.
– И что ты сказал?
– Предложил пожениться, – Бык пожал плечами. – А что тут было говорить? Я ее люблю. Давно. Ну, вы в курсе.
Да уж. О том, сколько лет Бык добивался любви Карауловой, знала вся школа. Добился, называется. Застолбил! Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно.