Когда поезд, медленно преодолев гору, покатился, подпрыгивая, по плодородным, но давно не возделанным сирийским нагорьям, все армяне в поезде, как по команде, сняли шляпы и заменили их красными фесками. Понятное дело: лучше, чтобы на голове красовался головной убор новообращенного, чем она станет мишенью какого-нибудь бедуина с винтовкой.

Все путешествие представляло собой коктейль из удивительных событий и вещей. И не меньше всего нас удивило то, как спокойно и уверенно наш поезд бежал по одноколейке. Ее состояние было таково, что каждый толчок наводил на мысль, что следующий станет последним в нашей поездке. Имелись фонари, но не было керосина, чтобы зажечь их, когда стемнеет. Как-то нас тряхнуло над водопропускной трубой, и из ржавого тендера просыпалась пара бушелей угольной пыли. Машинист остановил поезд, и его помощник побежал назад с совковой лопатой и куском мешковины эту драгоценную пыль собирать.

За окнами ничто не радовало взгляд, кроме убогих деревень и развалин, среди которых паслись козы да изредка можно было увидеть верблюда. Германский Генштаб подошел к выполнению своей задачи со всей ответственностью. В этой местности есть мед, много меда, и он хорош, потому что пчел трудно забрать и увезти. Но единственные твари, которые дают здесь молоко, — это козы, их стада трудно назвать многочисленными, и если вам захочется пообедать кувшином козьего молока, придется выдоить два десятка этих скотинок. Богатство Сирии — в ее прошлом и будущем.

Еще не стемнело настолько, чтобы лишить нас возможности любоваться пейзажем, когда Гриму полностью удалось убедить нас в том, что Сирия — не место для личности такого масштаба, как Фейсал. Здешние арабы-землевладельцы обобраны дочиста.

Деньги есть только у иностранцев, а они заботятся лишь о том, чтобы правительство благоволило к той или иной вере и племени. Учредить здесь королевство — все равно что проповедовать новую веру на Эстер Стрит. Можно раздавать брошюры, суп и одеяла, но веры у вас должно быть с кита, а не с горчичное зерно, иначе вы бросите дело, не дождавшись, пока пожертвования окупят расходы.

Все это время в глубине моего сознания шевелилась одна мысль… которая в ходе нашего путешествия переросла в уверенность: вся затея Грима — чистой воды авантюра. До сих пор я не числился советником королей, да и они не обращались ко мне за советами. А если бы один из них обратился — не сомневаюсь, я принял бы это близко к сердцу и подумал бы десять раз, прежде чем предложить человеку, ставшему надеждой для пятидесяти миллионов, собрать вещички и вкусить неведомо насколько горечь изгнания. Я сам ни за какие коврижки не согласился бы стать королем. Но доживи я до такого, мне пришлось бы не по душе послать все к черту. И, пожалуй, захотелось бы отвесить малому, выступившему с подобным предложением, крепкого пинка.

Но после любования видом из окна вагона и беседой Грима с Хададом я пришел к выводу, что Сирия недостаточно хороша даже для крикуна с уличных митингов, не говоря уже о человеке со славой и характером Фейсала. И когда, наконец, мы увидели убогую россыпь огней и поняли, что приближаемся к Дамаску, я был готов посоветовать кому угодно, включая Фейсала, делать отсюда ноги, пока можно.

Пока наш кочегар скреб железный пол, собирая угольную пыль, а поезд на последнем издыхании подползал к темному перрону, Грим занялся поистине загадочными приготовлениями. Он дополнял свой наряд короткой кривой саблей, висевшей на расшитом поясе, — арабы носят такие скорее для красы, чем ради пользы. Сейчас Грим снял этот пояс и, пошарив в темноте, без единого слова объяснения опоясал Мэйбл. Затем, вместо того, чтобы накинуть свой мусульманский плащ, набросил его на плечи нашей спутнице, потом покопался в мешке, сдернул с Мэйбл шляпу и заменил белым платком, который стянул обычным двойным золоченым шнуром из верблюжьей шерсти.

Вскоре появился наш друг кондуктор и, обратившись к «полковнику», то есть ко мне, предложил отнести вещи. Едва он подхватил наши пожитки и вышел, Грим нарушил молчание.

— Теперь она — полковник. А я Грим. Только не перепутайте!

Тут мы заметили лица под шлемами: офицеры армии Фейсала заглядывали в окна вагонов, высматривая нежелательных гостей. Из-за их спин раздался голос кондуктора, который крикнул нам по-английски:

— Есть еще сумки, полковник?

— Быстро вылезай, Джереми, — скомандовал Грим, — и устрой из визита полковника большой балаган.

Джереми мгновенно превратился в крайне деятельного приближенного, который рвется показать всему миру, что его повелитель — действительно важная шишка. Клянусь, такой рекламы не делали еще ни одному новоиспеченному миллионеру или современному демагогу. Офицеры шерифа выстроились на почтительном расстоянии, готовые отдать честь, едва высокий гость соизволит ступить на подножку.

— Что делать со шляпой мэм, сахиб? — спросил Нарайян Сингх. В темноте были видны только белки его глаз и предмет в его правой руке, который индус покачивал.

— Съесть, — ответил Грим.

— Господи! Это моя лучшая шляпа! — возмутилась Мэйбл. — Дайте ее сюда, пронесу ее под плащом.

— Избавиться от шляпы! — скомандовал Грим, и Нарайян Сингх удалился, дабы отправить дивное творение из золотой легхорнской соломки и маков в паровозную топку. Я дал ему десять пиастров для машиниста и пять для кочегара, так что можно сказать, это было весьма ценное топливо.

— Что ты на этот раз задумал? — спросил я Грима.

Но он не ответил и принялся давать Мэйбл короткие сухие указания.

— Ты — полковник Лоуренс. На вопросы не отвечаешь. Если кто-то отдаст тебе честь, шевельни рукой и слегка наклони голову. Ты как раз его роста. Гляди прямо перед собой и шагай широко. Голову еще чуть вперед… Да, вот так.

— Я боюсь, — заявила Мэйбл. Однако это была всего лишь просьба о новых указаниях. Ей вовсе не было страшно.

— Вздор, — отрезал Грим. — Помни, что ты Лоуренс, вот и все. Они отдадут тебе Дамаск, только попроси. Следуй за Джереми, остальное предоставь нам.

Не сомневаюсь, что последние несколько часов Грим прорабатывал этот план в голове. Но позже, в ответ на мои упреки, он ответил в своем стиле:

— Устрой мы репетицию, Мэйбл и Хадад засмущались бы в самый неподходящий момент. Что нужно, чтобы сыграть мужчину или женщину? Изучить того, кого хотите сыграть, а дальше либо долго и упорно упражняться, либо действовать наскоком, смотря по обстоятельствам. Главное правило: изучить того, кого играешь, потому что все люди разные.

Хадад не ожидал такого и умолк. Он слишком вдумчив, чтобы делать что-либо, кроме как держать язык за зубами, пока новый поворот событий не прольет свет на ситуацию. Так же молча он последовал за нами из вагона. Света единственного фонаря было достаточно, чтобы в нем узнали близкого друга Фейсала, и он мог выполнить все просьбы Грима.

Было известно, что он до недавнего времени находился в Европе. Вот уже несколько дней как слухи о Лоуренсе передавались из уст в уста. Теперь здесь находился человек, который выглядел как Лоуренс — по крайней мере, в темноте, за ним шли Грим и Хадад, к нему обращались не иначе как «полковник». Стоит ли удивляться, что три шерифа, сделав соответствующие выводы, отдавали честь с четкостью автоматов, и улыбались, точно преданные союзники, которые внезапно разгадали секрет, но не откроют его никому, кроме закадычных друзей? Разумеется, часа не пройдет, как весь Дамаск узнает, что Лоуренс явился из Англии, чтобы биться плечом к плечу с Фейсалом до победного конца. О да, здесь умеют хранить секреты.