Мулат стоял рядом и глядел на Айрин с обожанием и преданностью. Он и впрямь был красив: высокий, великолепно сложенный, стройный. Его волнистые черные волосы растрепал ветер, а белые зубы сверкали, как полированный мрамор.

Даже Сара, привыкшая смотреть на красивых рабов, как на породистых животных, не могла не заметить, что на облике Алана лежит печать хорошего воспитания и образованности. Он казался не темнокожим, среди предков которого были белые, а белым с каплей африканской крови.

Сара не знала, как с ним разговаривать, потому обратилась к Айрин:

— Почему бы тебе не заняться какой-нибудь работой? Ты только и знаешь, что бездельничать!

Вопреки ожиданиям, Айрин смотрела открыто и дерзко.

— В первый день я спросила, не надо ли мне что-нибудь сделать, и ты ответила, что в этом доме всем занимаются слуги. Что-то изменилось?

Сара вспыхнула.

— Ты не имеешь права брать лошадь и уезжать, когда и куда вздумается.

— Почему нет? Мистер Уильям купил Донна для меня.

— Тебя не может сопровождать этот раб!

— Может. Твой отец разрешил.

— Хорошо, я пойду к нему и расскажу о твоем поведении, — сказала Сара и повернулась на каблуках.

Она чувствовала, что проиграла. У этой ирландской девчонки хватило наглости отплатить ей той же монетой!

Когда Алан и Айрин выехали за ворота, юноша сказал:

— Прошу, не зли ее. Мы слишком сильно зависим от этой женщины. Нам надо быть хитрыми и осторожными.

Айрин тряхнула волосами так, что они рассыпались по спине. Ее взгляд был омрачен отчаянием и ненавистью.

— Давай убежим вместе!

Он покачал головой.

— Нет. Пока нельзя.

— Почему?

— Потому что я несвободен. Одно дело, когда бежит раб, и совсем другое — раб и свободная белая женщина. В первом случае его ждет наказание плетьми или карцер. Во втором — линчевание, смерть. Не говоря о том позоре, который покроет ее.

— Как в «Алой букве»?

— Нет, в сто раз хуже.

— Что же нам делать?!

Он долго медлил, подыскивая ответ, которого не было, и наконец произнес:

— Подождать.

— Ты по-прежнему не хочешь бежать один? — тихо спросила Айрин.

— Нет. Одинаково опасно оставлять тебя одну и бежать с тобой, потому я еще не решил, что делать.

Айрин опустила голову, потом резко подняла ее и в отчаянии повторила:

— Давай убежим!

— Нет. Ты дорого заплатила за то, чтобы добраться сюда, многие годы ты не ела досыта, ты могла умереть. В этом смысле Темра — безопасное и надежное место.

— Я согласилась бы голодать, лишь бы быть с тобой.

Алан привлек Айрин к себе, и его губы обожгли ее кожу.

— Не говори так, — прошептал он, — ты разрываешь мне сердце!

— Теперь я думаю, что на свете есть нечто пострашнее голода.

— Возможно, — сказал Алан. — Однажды я слышал песню, которую пели негры на плантации. Там были такие строки:

Нечего было есть,

Негде было спать.

Мерзлая земля служила мне кроватью.

Но я на пути.

О Боже, я на пути!

В холле Сара столкнулась с Лилой. Белинда О’Келли иногда называла домашних негров «наша черная семья», но сейчас Сара была далека от того, чтобы следовать примеру матери. Она резко оттолкнула Лилу, и та заметила, что лицо молодой хозяйки посерело от злости.

Мулатка замедлила шаг. Нет, она не могла уйти сейчас, уйти просто так, тем самым вызвав подозрения и гнев господ.

Лила вернулась на кухню, где в эти минуты никого не было, и, не дрогнув, плеснула на руку кипятком, а после, не морщась, глядела, как горячая влага пожирает ее плоть. По щекам потекли слезы, но само лицо оставалось каменным.

В дверях ее поймала Нэнси.

— Ты куда?

— Я обожгла руку. Мне надо к доктору Джейку.

Нэнси пристально посмотрела на дочь и увидела все, что хотела увидеть.

— Что я всегда чуяла сердцем, так это беду. Ты спала с ним. Не отпирайся. А теперь ты ему надоела, он тебя избегает, и ты хочешь броситься ему в ноги. Я тебя предупреждала. Наши миры разделены, как разделены жизнь и смерть. Такие истории всегда заканчиваются одинаково. Ты никуда не пойдешь. Я сама займусь твоей рукой.

Когда настал вечер и Лила вновь поделилась своей бедой с Айрин, та решительно произнесла:

— Иди. Иди сейчас. Если что, я тебя прикрою.

Лила бежала во тьме, задыхаясь и не глядя по сторонам. Вокруг не было ни души, лишь сотни ночных бабочек кружились в воздухе, то и дело задевая ее лицо своими невесомыми крыльями. Звенели цикады; над головой рассыпались похожие на булавочные головки звезды.

Когда мулатка робко вошла в комнату, которую делили Барт и Джейк, последний вздрогнул от неожиданности.

Барт с ухмылкой спросил:

— Мне выйти?

Джейк кивнул, и надсмотрщик покинул помещение.

Глаза Лилы были полны слез, дрожь искажала нежный изгиб ее губ. Обожженная рука нестерпимо ныла, а в душу все глубже проникало тревожное предчувствие.

Лила надеялась, что Джейк бросится к ней, крепко обнимет, и все ее тревоги спадут с души, как шелуха, но он не двигался и только смотрел на нее.

Она не знала, как освободиться от этой муки, а потому сделала то, что предрекала ее мать и от чего предостерегала Айрин: повалилась в ноги Джейка, и ее вопли напомнили ему заунывный негритянский плач, плач людей, лишившихся родины и не знающих, где отыскать пристанище.

— Лила! Прошу тебя, встань!

— Я больше вам не нужна. Скажите мне правду!

— Я сказал тебе правду еще тогда, в хижине, и не собираюсь от нее отказываться.

Ей показалось, что он произнес эти слова, подчиняясь некоему внутреннему усилию, и потому продолжала плакать.

— Пойми, Лила, мы должны быть осторожными. Ты не можешь вот так внезапно врываться ко мне. Барт нас не выдаст, но тебя могут увидеть негры, и тогда пойдут слухи. Если мисс Сара или ее родные что-то заподозрят, я могу лишиться места, и тогда мне придется уехать, — его голос звучал раздраженно и устало.

Мулатка поднялась на ноги.

— Простите меня, сэр. Больше это не повторится.

Она собиралась открыть дверь, когда Джейк не выдержал и окликнул:

— Постой! Ты ошибаешься. Ты все придумала. Ты мне нужна.

Он подошел к ней и наконец обнял. Покорившись его рукам, Лила обрела тень покоя. Возможно, он прав: она слишком мнительна и нетерпелива и только зря сердит его и мучает себя.