НИКИТА: – Значит, ты первый успел, Орехыч? Молодец, отец! Отец-молодец! …Ладно, к утру проспится, и следа не останется. (С легкой издевкой): – Помочь раздеть?

ВЛАДИСЛАВ: – Справлюсь…

Уходит в свою комнату, утаскивает МУХУ. НИКИТА наблюдаетвсю сцену до конца, прислонясь к стене и скрестив руки на груди.

Вечер следующего дня. Комната ВЛАДИСЛАВА. МУХА в наушниках лежит на диване, листает журнал. ВЛАДИСЛАВ сидит рядом, гладит ее призывно по спине. МУХА не реагирует, смотрит в глянец с отстраненным видом.

ВЛАДИСЛАВ: – Мур-мур-мур…

МУХА не реагирует.

ВЛАДИСЛАВ (громче): – Мур-мур-мур… Кто у нас ласковая кошечка?…

МУХА (отрывается от журнала, недовольно): – И что, теперь мы так тут и будем вчетвером? И эта выхухоль здесь будет ходить и шуршать?

ВЛАДИСЛАВ: – Кисунь, ну, во-первых, не говори так грубо про человека, а во-вторых, я же тебе объяснял: у нас с Ником давно мужской пакт о невмешательстве. В конце концов, это и его дом тоже, и он имеет такое же право на личную жизнь в нем, как и я… Кисунь… Он же к нам не лезет…

МУХА (с вызовом): – Ничего себе «не лезет»! И вообще, мы собирались в клуб, а ты все откладываешь и откладываешь. Мне скучно сидеть вечером дома, а на эти твои дурацкие концерты я больше не пойду: скрипки весь мозг пропилили!

ВЛАДИСЛАВ: – Опа! А вчера мы где были?!!

МУХА: – Во-первых, не мы, а я одна. Ты о-по-здал! А во-вторых, я еще хочу!

(Надувает губы, смотрит в сторону)

Пауза

ВЛАДИСЛАВ: – Ну, хочешь, я тебе почитаю книжку? Сказку хочешь?

МУХА (истерично): – Про Колобка? Что я тебе, дурочка какая-нибудь? Я сама читать умею, когда захочу.

ВЛАДИСЛАВ (старается говорить примирительно): – А хоть и про Колобка… это ж самая что ни на есть сказка про любовь…

МУХА: – Ага, особенно там лиса Колобка полюбила! Отстань…

Опять надувает губы, отодвигается ближе к стене и отворачивается.

ВЛАДИСЛАВ пытается, сидя на краю дивана, дотянуться до МУХИ, но его вдруг простреливает боль в спине, он вскрикивает, замирает и еле-еле укладывается на диван.

ВЛАДИСЛАВ (с трудом, сквозь зубы, превозмогая боль): — Малыш, помоги мне, пожалуйста…

МУХА (поднимается, немного испуганно): — Ну вот… Что надо сделать? Скорую вызвать?

ВЛАДИСЛАВ: – Нет, скорую не надо. Возьми вон там, в шкафу пузырек темный… Видишь? Вот-вот, открывай его, разотри мне поясницу, пожалуйста, это мне обычно быстро помогает…

МУХА (с надеждой): – И пойдем в клуб?! Там сегодня все наши, я хотела в новых джинсах пойти…

ВЛАДИСЛАВ (вздыхает, закатывает глаза, говорит неуверенно): – Давай попробуем поставить меня на ноги…

МУХА открывает пузырек, наливает жидкость из него на ладонь, морщится…

МУХА: – Фу-у-у! Какая вонища!

ВЛАДИСЛАВ (старается бодриться): — Зато эффективно! Проверено!

МУХА: – Так у тебя это часто бывает?

ВЛАДИСЛАВ (испуганно): – Нет-нет, что ты! Просто мне один…товарищ это посоветовал… у него… часто бывает такое…

МУХА пытается растирать поясницу ВЛАДИСЛАВУ, у нее не получается, да она не очень-то и старается.

МУХА (пока в легкой – истерике): – Фу! Руки болят, и еще вся провонялась, теперь не отмоюсь неделю!

ВЛАДИСЛАВ (пытается повернуться к ней, но падает обратно, морщась от боли): — Нет, Кисунь, это все мылом элементарно отмывается, не переживай. Видишь, я сам не смогу…

МУХА (почти кричит): – Говорила же, «скорую» надо вызвать, а не мне тут возиться! Я не умею! Не могу! Не хочу!! И еще такая вонища!

(Выскакивает из комнаты, в истерике хватает шубу, сумку, хлопает дверью, убегает)

ВЛАДИСЛАВ (смотрит на дверь): — Руки не помыла…

ВЛАДИСЛАВ остается один, беспомощный. Пытается дотянуться до телефона, падает на диван. Через некоторое время в комнату входит ХЕЛЬГА.

ХЕЛЬГА (сочувственно): — Опять?

ВЛАДИСЛАВ (кряхтит, смущается): – Опять…

ХЕЛЬГА: – Отряд гуманитарной помощи прибыл к месту экологической катастрофы, давай разотру. Где твой волшебный пузырь?

ВЛАДИСЛАВ: – Во жизнь! Раньше волшебным пузырем называли утреннюю бутылку пива! …Вон, на столе…

ХЕЛЬГА: – Ничего, перемены всегда интересны. Наша Леночка знаешь, что недавно отмочила? Говорит: «Когда тебе переваливает за тридцать, то буквально все в твоей жизни меняется – до тридцати у меня в записной книжке было: Саша, Коля, Миша, Максик, а после тридцати: дерматолог, стоматолог, кардиолог…».

ВЛАДИСЛАВ смеется, как может. ХЕЛЬГА растирает ему поясницу, укладывает его деловито и сноровисто, выходит, оставив ночник. В коридоре сталкивается с НИКИТОЙ, который из кухни несет отцу чай в большой кружке. Они молча улыбаются друг другу.

Два месяца спустя

Вечер. В общей комнате ХЕЛЬГА вяжет в кресле. Вбегает НИКИТА.

НИКИТА: – Отец не приходил?

ХЕЛЬГА: – Нет, еще не было. А что?

НИКИТА: – Да мы договорились созвониться сегодня и вместе ехать за продуктами после работы. Я звоню, а номер недоступен. Думал, может, он домой заскочил за чем-нибудь…

ХЕЛЬГА: – Нет, я сегодня рано вернулась – его не было. Может, они куда-нибудь с Машей ушли?

НИКИТА (рассеянно, тревожно): – С Машей-Машей, манной кашей… Говорю же, мы договорились…

ХЕЛЬГА: – Ну, мало ли что вы договорились! Видишь, какое у них последнее время «скандалезо крещендо», может, решили смягчить ситуацию, спонтанно планы переменили…

НИКИТА: – (неуверенно) – Он бы тогда позвонил и сказал… Он никогда так не «кидает»….

ХЕЛЬГА: – …а батарейка села, зарядить негде, под рукой другого телефона нет, ситуация – не для звонка….

Хлопает входная дверь, появляется МУХА – одна. НИКИТА выходит в прихожую.

НИКИТА: – Отец не с тобой разве?

МУХА (с вызовом) – А он вообще-то был со мной когда-нибудь?

НИКИТА: – Вы сегодня никуда не ходили вместе после его работы?

МУХА: – Куда он ходил или не ходил – я не знаю, а я была на занятиях. Отстань, я устала…

НИКИТА (раздраженно): – Устала – съешь фестала! Труженица… (ХЕЛЬГЕ) – Ничего не понимаю…