Но леди вроде нее заслуживала медленной…

Будь он проклят. Исааку показалось, что он облизывает губы.

— Кухня в задней части дома, — сказала она, подхватив сумку и удалившись.

Он последовал за ней по коридору, отмечая комнаты, окна и двери, обращая внимание на пути к отступлению и лестницы. Привычное для него действие при входе в любое помещение, годы тренировки остались с ним так же, как и его кожа на спине. Но в данном случае было кое-что большее. Он искал ключи к разгадке Гри.

Так странно… здесь его не покидало ощущение покоя, что было удивительно. От богатого дома в старом стиле обычно бывает не по себе. Здесь же, дышалось глубоко и легко… даже если эти ощущения и не имели смысла.

Контрастируя с остальной частью дома, кухня была выполнена в белых тонах, нержавеющая сталь преобладала над прочими материалами. Когда Гри приступила к приготовлению, достав чашки, яйца и сыр, он положил деньги на кухонный стол и с нетерпением ждал момента, когда сможет выйти из комнаты: напротив него располагалась стена из стеклянных панелей, шесть на восемь футов каждая.

И значит, любой снаружи имел возможность подглядывать за ними.

— Что за домом? — спросил он будничным тоном.

— Мой сад.

— Огражденный?

С занятыми руками она подошла к кухонной плите на гранитном островке.

— Беспокоишься о безопасности?

— Да, мадам.

Она включила наружное освещение, вырубая внутреннее… что дало ему полный и беспрепятственный обзор заднего дворика. Боже, Гри была умна.

А ее сад окружала десятифутовая[47]кирпичная стена, которую он всецело одобрил.

— Удовлетворен? — спросила Гри.

В темноте ее голос звучал с хрипотцой, которая вызывала у него желание вынести девушку из комнаты, уложить на что-нибудь и забраться под ее черное платье.

Черт, этой ночью ей не следует задавать ему такие вопросы.

— Да, мадам, — пробормотал он.

Когда она снова включила свет, ее щеки слегка покраснели… он бы не заметил румянец, если бы не смотрел на нее так часто. Но может, дело в том, что она перенервничала этой ночью.

Без сомнений, так и было.

И то, что он заметил румянец, заставило его устыдиться за весь мужской род: каким-то образом, даже посреди хаоса, несмотря на всю непристойность, мужчины умудрялись похотливо пялиться на женщин.

— Сядь, — сказала она, указывая венчиком на стул под кухонным островом, — пока не упал. И даже не вздумай кормить меня фразами «я-в-порядке», хорошо?

Блин… чертовски горячая женщина.

Невероятно горячая.

— Хьюстон, прием? — произнесла она. — Так ты собираешься сесть на этот стул?

— Так точно.

Когда она вернулась к плите и принялась взбивать яйца, Исаак сделал, как ему было велено.

Чтобы не прожечь в ней дыру взглядом, он посмотрел на сумочку, которая лежала рядом. Гребаный стыд: такая дорогая и красивая вещь испорчена. На коже высохла грязь, а ручка была вырвана с корнем.

Чертов наркоман.

Встав, Исаак подошел к раковине, вытащил бумажное полотенце и намочил его. Потом, вернувшись, он взялся за дело, пытаясь удалить грязь.

Когда Исаак поднял взгляд, Гри снова смотрела на него, и он остановился, поднимая руки.

— Я не обкраду тебя.

— Я и не думала об этом, — сказала она тихо.

— Мне действительно жаль твою сумочку. Думаю, она безвозвратно испорчена.

— У меня есть другие. Но даже в ином случае, это всего лишь вещь.

— Дорогая вещь. — На этих словах он склонился над столом и подтолкнул к ней пакет с деньгами. — Мне нужно, чтобы ты взяла их.

— А мне нужно, чтобы ты не пустился в бега. — Она разбила очередное яйцо о край чашки и одной рукой разделила скорлупу. — Мне нужно, чтобы ты довел до конца то, на что согласился, когда я достала для тебя залог.

Исаак отвел взгляд и вернулся к преимущественно безуспешной чистке.

Она громко выдохнула — жест почти равнозначный проклятью.

— Я жду. Твоего ответа.

— Не знал, что вы задавали вопрос, мадам.

— Отлично. Вы соблаговолите остаться здесь до суда?

Исаак подошел к раковине. Он оторвал чистую салфетку «Баунти»[48]от мотка, и правда сорвалась с его губ:

— Моя жизнь мне не принадлежит.

— От кого ты бежишь? — прошептала Гри.

Может, она понизила голос потому, что адвокат в ней машинально включил режим осмотрительности. А, может, просто удачно догадалась: его преследователи могли слышать, а порой и видеть даже сквозь самые толстые стены. Стеклянные окна ее кухни? Проще простого.

— Исаак?

Ему нечего было ответить, поэтому он просто покачал головой и вернулся к грязи на сумке… даже если она решит выбросить ее следующим утром.

— Исаак, ты можешь доверять мне.

Он долго не отвечал.

— Я не об этом беспокоюсь.

* * *

Гри стояла у противоположного края островка, яйца Шалтай-Болтай катались по гранитной поверхности, желтки и прозрачные белки в красной чашке приготовились к взбучке.

Ее клиент, сидевший на стуле, был невероятно огромным, его разбитые руки аккуратно чистили Биркин. И, несмотря на его размер и почтение, которое он проявлял к ее сумке, Гри хотелось ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Решение было для нее четким и ясным: остаться в городе, покончить с военной организацией, из которой он бежал, разобраться с последствиями… начать все сначала.

Что бы он ни сделал, все можно исправить.

Общество может простить.

Люди могут двигаться вперед.

Если, конечно, речь не шла об упрямых ослах, намеривавшихся идти в одиночку против правил.

Она взяла последнее яйцо и треснула его о край чашки, раскрошив при этом скорлупу.

— Вот черт!

Исаак поднял глаза.

— Все нормально. Я не против похрустеть.

— Все не нормально. Ничего из происходящего не нормально.

Наклонившись над чашкой, она ногтем выловила мелкие частички.

Когда в чашке все показалось более-менее приемлемым, она услышала свой голос.