– Голова сейчас пройдет, – быстро сказала я, и на его лице промелькнуло выражение неподдельного разочарования. Словно он ожидал услышать от меня нечто совсем другое. Его рука отпустила мою. И тут из глубин квартиры до нас донесся голос Ульяны:

– Что вы будете пить?

– Виски! – буркнул он.

– Одну минуту.

Ульяна принесла виски и поставила стакан на низкий столик у кровати.

Шаповалов выпил виски залпом.

– Еще?

– Не надо. Вот что… – он обернулся ко мне. – Твой ролик сделан по рисункам детей?

– Да.

– Можно попробовать сделать его заново? Ну, я понимаю, что это – работа не на день и не два. Но у тебя же талантливые ребята, если они немного поднапрягутся – выдюжат. А потом наверняка у них общий рисунок ролика в головах остался. Тем более работали они над ним совсем недавно… Восстановить «картинку» по свежим следам – особых затруднений, я думаю, это для них не составит. Возможно, я и ошибаюсь, но это – реальный выход из создавшейся ситуации.

Господи! Как же эта простая, очевидная мысль не пришла мне в голову раньше?! Я была слишком занята своими переживаниями: кто его взял и почему… а что можно найти выход – в это я не верила…

– В этом что-то есть…

– Конечно, я же слов на ветер не бросаю… У тебя еще есть время?

– Есть. Заявки подаются вплоть до 22 апреля. Фестиваль состоится с 19 по 25 июня.

– Тогда нет проблем! Слушай, поехали в офис, заберем рисунки детей. Они хранятся в офисе?

– Да.

– Тогда – едем! Не будем терять время.

– А почему не утром?

Я не могла бы сказать, что мой родной офис внезапно стал для меня чужим и мне не хочется туда ехать лишний раз. Он стал чем-то вроде пылесоса, заглатывавшего все подряд: мои эмоции, результаты наших общих трудов… Мой офис, для которого выбирала краску для стен и мебель в комнаты, внезапно превратился во враждебную территорию.

– Уже поздно.

– Не надо тянуть, – сказал он.

Я нахмурилась. Я не собиралась идти на поводу у Шаповалова и уже собралась ему заявить об этом, как вдруг услышала голос Ульяны:

– Олег Николаевич прав… Лучше поехать туда немедленно.

– Тебя-то какая муха укусила, – пробормотала я ворчливо. – Сейчас, сейчас… дело не может подождать до завтра?

– Не может. Эти люди настроены очень серьезно. Они могут обыскать ваш офис и унести из него то, что им нужно. Раз уж они напали на вас. Я думаю, что самые важные бумаги вам следует увезти домой, – решительно сказала Ульяна и добавила: – Я помню, когда папа баллотировался от партии «Местная власть», в его офисе все перевернули вверх дном накануне ответственных дебатов в телеэфире, украли самые важные документы и бумаги. Потом на него вылили кучу компромата. Когда идет война, выбирать не приходится.

– Ты считаешь, что у нас «война»?! – вырвалось у меня. – У нас?! В офисе?!

Слово «война» было еще хуже, чем «враги»! Мир вновь словно перевернулся, и мне показалось, что я медленно уплываю в черную ночь без единого шанса вернуться обратно, на твердый берег.

– Вы же сами все понимаете, Влада Георгиевна! – голос Ульяны прозвучал устало и как-то непривычно мягко.

Я перевела взгляд с Шаповалова на Ульяну:

– Ну, тогда – едем! Не будем откладывать.

Каждое движение по-прежнему отдавалось болью во всем теле. Я оступилась на лестнице, и Шаповалов поддержал меня под локоть.

– Осторожнее!

Когда до машины осталось несколько метров, Шаповалов подхватил меня на руки.

– А как же быть с теми? С другими? – шепнула я Шаповалову на ухо.

Он пристально посмотрел на меня, и от его взгляда мне стало не по себе, словно я сморозила страшную глупость.

– Я. Разберусь. С ними, – отчеканил он, и я покрепче обхватила его руками за шею.

Ульяна нажала на кнопку сигнализации, и дверцы «феррари» открылись.

Шаповалов остановился, и я уткнулась губами в его шею.

– Не боишься, что укушу? – шепотом спросила я.

Он издал некий звук, похожий на насмешливое фырканье.

– Что взять с женщины? – Он опустил меня на асфальт, и у меня опять закружилась голова. Я схватилась за его руку и посмотрела ему в глаза: он был выше меня примерно на полголовы, и в его взгляде читалась откровенная снисходительность и еще что-то, похожее на сочувствие. Я передернула плечами. Очень мне нужно его сочувствие! Вот еще!

– Садимся! – коротко бросила Ульяна. – Вам где будет удобнее, Влада Георгиевна?

– Я сяду на заднее сиденье.

– Я тоже. Рядом. Для опоры, – услышала я от Шаповалова.

В неясном свете фонарей, горевших на парковке, мне показалось, что Шаповалов улыбается. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на меня сверху вниз. И у меня вновь перехватило дыхание – из-за холода, из-за его улыбки, из-за всей неясности и зыбкости этой ночи, которая не то начиналась, не то уже заканчивалась.

В машине Ульяна обернулась и протянула мне термокружку:

– Я взяла для вас кофе.

– Спасибо.

Кофе пахло корицей и теплым молоком.

– Можно и мне глоток? – хрипло спросил Шаповалов. Он сидел в опасной от меня близости, я чувствовала бедром прикосновение его ноги и слышала его дыхание.

Он отпил немного и повернулся ко мне:

– Хорошо!

Но мне показалось, что он говорит о чем-то другом, не о кофе.

Машина неслась по ночной Москве, как хищный зверь, бесшумно и быстро… Огни реклам расплывались перед моими глазами, меня немного подташнивало. Но признаваться в собственной слабости не хотелось, как не хотелось вообще что-то говорить. Меня вполне устраивало общее молчание, эта странная, ни на что не похожая ночь и Шаповалов, сидевший рядом со мной.

Увидев меня, охранник удивился:

– Влада Георгиевна, вы?

– Да, я. Опять, – сказала я, нервно рассмеявшись. – Не ожидали?

– Конечно, нет! Какие-то дела привели вас сюда в ночное время?

– Они самые.

– Ни днем, ни ночью покоя нет, – вздохнул он.

– Это точно. Ирочка Сергиенко не проходила?

– Нет. Не было ее. Определенно, – парень был еще совсем молодым, но старался говорить кратко и веско, нарезая слова, как ломти хлеба.

Он протянул мне ключ.

– Не дадите ли их мне? – спросил Шаповалов.

Я отдала ключи Шаповалову, и он озорно сверкнул глазами:

– Мерси!

Перед дверью офиса Шаповалов помедлил и посмотрел на меня: