Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А из современного? — поинтересовалась Настя.
— «Основной инстинкт», «Слияние двух лун».
Все закашлялись.
— А я люблю Кустурицу! — быстро заполнил паузу Федя.
Ха-ха-ха! «Слияние двух лун»! Что может быть хуже?
И тут к ним подошла Ксения Собчак. Дамы заволновались.
— Ну, привет! — поздоровалась Ксения с Настей и Федей.
— Ксюш, познакомься, это Максим Гранкин, великий писатель, я сейчас снимаю по его роману фильм. Не просто писатель, а букеровский лауреат, так что ты следи за речью! — представила ее Настя. — Это Галя, его жена, а с Машей ты знакома!
Ксения облобызала Машу и Давида, которого знала с детства.
— А я вас читала! — заявила Собчак.
— Да ладно тебе, читала! — поддела ее Настя. — Ты же у нас исключительно Сорокина читаешь, интеллектуальная ты моя!
— Анастасия! — Ксения сурово посмотрела на нее. — Не надо меня позорить перед букеровскими лауреатами. Я, может, и читаю исключительно «Вог», но, по крайней мере, не избегаю книжных обзоров, а про вас там было, — обратилась она к Максиму. — С фотографией. Так что я обязательно прочитаю, так как вы теперь модный автор.
— Ой, какое у вас платье красивое! — встряла Галя. — Я тоже обожаю красный цвет!
Собчак со свойственной ей деликатностью так посмотрела на Галю, что та ощутила себя маленькой и никчемной.
— Н-да, — произнесла, наконец, Ксения. — Красный — цвет бл…ва.
— Ксюш! — довольная до невозможности Настя сделала большие глаза.
— Ну что ты, Настя, нам ли быть в печали! Вот, надела красное, может, какого миллиардера подцеплю, привлеку внимание. А то я все мимо да мимо.
— Ну, конечно, бедная Ксюха! — сочувственно покивал Федя. — Может, организуем сбор вещей в помощь несчастной Собчак?
— Только, пожалуйста, не надо вот «Стеллу Маккартни» и «Дольче с Габбаной»! Настоящие бедные сироты предпочитают «Шанель»!
Собчак ушла, а Галя еще долго хлопала ресницами под впечатлением от знакомства.
— Максим, пойдем, с Роднянским познакомлю, — махнула рукой Настя и ущипнула Федю, из чего следовало, что тот должен остаться и добить Галю.
Настя приняла решение.
Раз уж опытным путем установлено, что Мужчина, Принимающий Решения — в том числе и заменить Анастасию Устинову новой известной подругой, — ее, Настю, не устраивает, значит, надо делать так, как она считает нужным и выгодным для себя. То есть отобрать Максима у этой женщины в красном.
Но без насилия. Без крови. По плану Галя, во-первых, должна осознать свое ничтожество, а во-вторых, Максиму необходимо понять, кто есть кто в этой колоде. Галя — всего лишь Джокер, а она, Настя, — козырной туз.
А теперь, дамы и господа, в игру вступают профессионалы.
Может, это немного жестоко, но Настя его не насиловала, он занимался любовью с ней добровольно, а это прозрачно намекает на то, что не так уж он дорожит своей Галей Каблуки Со Стразами, это чтобы Насте стало стыдно за свое безобразное поведение.
— Ну, что? — спросила она у Феди, когда позже нашла его у бара.
— Ты мне должна, — заявил мрачный Федя.
— Ну?! — Настя топнула ногой.
— Блин, где эти писатели берут таких тупых жен? — пожаловался секс-символ.
— Федь!
— Она даже не знает, кто такой Кустурица! — Федор пожал плечами. — И еще она не хочет жить в центре, потому что там — воздух.
— Конечно, лучше жить на окраинах — там воздуха нету, — согласилась Настя.
— Ага, — покачал головой Федя. — И я теперь все знаю о ее коварных планах сдать квартиру мужа на Чистых прудах и остаться в Медведкове.
— Букера он больше, сидя в Медведкове, не получит. Среда не та.
— Вот и я о чем.
— У них там вообще серые стены, синие полы и синие шторы во всю стену, представляешь?
С вечеринки Настя уехала чрезвычайно довольная. Наверняка же Максим обратил внимание, какая она, Настя, блестящая и что за бледная немочь, фигурально выражаясь, его Галочка.
Ревность к этой зловредине душила ее. Как так можно? Даже если представить, что Максим находился на грани самоубийства, когда встретил Галю, и она показалась ему последней надеждой, соломинкой, то сейчас-то что происходит? Развод, между прочим, не так страшен, как его малюют. Ну, допустим, нажили они лишний автомобиль за годы брака. Ну, оставь его жене, пусть ездит из этого Медведкова — куда-нибудь в «Ашан».
В чем дело? Разве может быть с Галей любовь?
Настя, конечно, права. Любви не было. Галя стала его якорем — возвратившись из открытого моря, потрепанный штормами, удравший от пиратов (или пираток), Максим бросал в порту Галю и сходил на родную землю. Обеими ногами вставал на твердую почву скучных деловых переговоров, временами переходивших в застолья, вдыхал манящий аромат литературной славы — но не обрывал лавры, чтобы унести домой, а наслаждался ими издалека, не готовый к тяжелому запаху умирающих надежд, неожиданно превративших жизнь в рутину.
И жил — той жизнью, которая так удивила его отца, наслаждавшегося завоеванием самого теплого и удобного места под солнцем. «Вешалки? Какие, к черту, вешалки?» — думал отец, глядя на Максима с плохо скрытым разочарованием.
Вначале дело было маленьким и скромным — денег с трудом хватало на сигареты, но позже все так закрутилось, что отец радовался уже хотя бы тому, что эта ерундистика приносит хорошие деньги, а Максим, наоборот, огорчался, что его скромное производство пожирает все больше драгоценного времени, отведенного на праздные мысли, на долгие тихие вечера, на бессмысленные размышления о смысле жизни.
Чтобы спастись от вешалок, от груза отцовской удачливости, от ярма семейного достоинства, Максим и начал писать.
Отец был доволен. Мама счастлива.
После Букера отец ушел в отставку.
Литература каким-то образом связывала потребности Максима и ответственность за продолжение фамилии.
Хотя Максим, просыпаясь в восемь, чтобы к девяти быть на работе и закончить после обеда, фантазировал, как хорошо было бы стать писателем вроде Буковски — жить в бедной квартирке, славиться как гений и неудачник, зажигать по вечерам свечи и не ждать звонка телефона, который молчит, — отключили за неуплату.
Никто бы не подумал, что в этом сильном мужчине, таком здоровом на вид, ироничном, лукавом, прописался ботаник — очкарик с кадыком, обросшим раздражением на бритье.
Настя что-то подозревала, и ей даже нравилось это противоречие — определенная его беззащитность, нежность, леность…
Настя понимала бы его. Не дала бы ему распуститься, но и не требовала ничего сверху.
Галя тоже пока не требовала — она и о таком-то мечтать не смела, но аппетит приходит во время еды. А уж в этом Настя ей поспособствует.