– Но на их средства возводятся мечети…

– В итоге мы молимся на улице и в хижинах, и поверь, наша молитва гораздо чище.

– Наставник, благодарю… – поклонился верный мюрид и тут же признался: – Я не уверен еще в одном… Действительно ли Аллаху нужна моя жертва? Достоин ли я считать себя избранным? И еще… Этот грязный мир, где правят шайтан и кафиры, иногда… только иногда, кажется мне прекрасным. Особенно по утрам, когда просыпается солнце. И по вечерам, когда луна разгоняет облака.

– Это хорошо, что ты скромен не по годам. Своими сомнениями ты доказал свою готовность стать шахидом и воином Аллаха. Сегодня ты достигнешь высшей ступени посвящения. Ты осознаешь призрачность окружающего мира «аш-шабах» и утвердишься в том, что именно полагание на волю Аллаха «таввакуль» движет тобой.

– Пойму ли я, что полагаюсь на волю Всевышнего? Как обрести мне вашу уверенность?

– Его святая воля на земле вершится руками грешных людей. Не страшись ошибиться, ведь ты руководствуешься божественными мотивами, не щадя своей жизни. Принося себя в жертву подобно великим пророкам, которые стали богами.

– Но я не хочу быть богом…

– Я знаю, но твоя участь – стать героем и приблизиться славой к Создателю. Не думай больше ни о чем. Это не твоя забота, я думаю за тебя и молюсь о твоей участи, расширяя горизонты твоего сознания. Ты прошел все испытания, а сегодня в мечети ты наконец переступил последнюю черту и перешел на новую ступень. Твое усердие будет возблагодарено. Я объявляю тебя достигшим высшей степени иджтихада и призываю к великой жертве… – Шейх открыл рот послушника и всыпал в рот мюрида порошок мексалина. Ученик, уже в который раз, проглотил психоделик.

Доза на этот раз была увеличенной. Мистический сон вернулся почти мгновенно. Наставник говорил, что галлюцинации есть отражение полного мира, и мюрид верил ему, ведь не может же быть наркотиком синтезированное из кактуса вещество, к которому нет привыкания и которое помогает осознать, где рай и где ад, позволяет не оступиться и сделать правильный выбор. Тем более что шейх всегда поможет не провалиться в бездну…

Белая камелия. Воздушный и чистый цветок, сотканный из нежных лепестков. Его не встретишь на клумбах Северной Пальмиры. Здесь свои чудеса. Парочки, гуляющие по мостовым и аллеям города на Неве, дивятся площадям, крепостям, дворцам и разводам мостов, соединяющим острова. А пятьдесят дней в году – белыми ночами, аромат которых уносит в мир созерцания прекрасного не менее, чем сочинский цветок, и влюбляет в беспробудные сумерки жителей пасмурного города, самого северного мегаполиса Европы.

Белые ночи – визитная карточка Санкт-Петербурга. Время фестивалей и турниров. Период радости и молодых амбиций, знакомств и первых свиданий. Хочется гулять до утра и дышать атмосферой красоты и свободы. Беспечная прогулка – что может быть прекраснее! Ты не задумываешься о своей безопасности, ибо знаешь, что ничего плохого произойти не может… Все как раньше, когда гулял по мостовым веселый Пушкин, постукивая тростью, когда катался на коньках его Онегин, воспрявший от осознанного чувства к своей Татьяне, доселе незаметной, кроткой и провинциальной, а ныне недосягаемой и светской…

И посмеялся свет над ними, поэтом и его героем. А «Медный всадник» на Сенатской площади все стоит, являясь молчаливым свидетелем всех перипетий судьбы большого города, сложенного из бессердечного камня, и маленького человека, вложившего в эти серые мрачные глыбы свою бессмертную душу. Человек боролся с холодом своей горячей кровью, противопоставляя объяснимой тревоге свою храбрую беспечность.

Но ведь в беспечности есть что-то детское. Сколько раз на этих широких проспектах и в этих узких переулках иллюзия абсолютной безопасности нарушалась и сиюминутное счастье улетучивалось. Ему мешали, не позволяли им наслаждаться. И бдительность уводила людей в норы, из окон которых, прикрытых шторами, они все равно смотрели на улицы, провожая взглядом тени на брусчатке и любуясь своими воспоминаниями.

Когда-нибудь все вернется. Не будет гопников и бритоголовых, этнических банд и оборотней в погонах. И тогда близость к полярному кругу в период летнего солнцестояния снова превратит северный город в столицу романтики и чистоты. Гулять по его набережным, восхищаться его архитектурой, целоваться на лавочках и мечтать о сокровенном можно будет без поправки на страх.

Это обязательно сбудется, ведь об этом мечтают все питерцы. Но самые мудрые и пессимистичные из местных старожилов полагают, что мечта эта призрачна и неисполнима. Не все замечают красоту. Иные, независимо от цвета кожи, далеки от синтеза спектральных разнообразий. Смешивать синий, зеленый, красный, чтобы достичь гармонии чистоты, – к чему все это, если и так все ясно, ведь мир можно разделить на черное и белое, не прибегая к кисти художника, не привлекая таланта творца, а взяв белый лист, уже готовый, кондовый трафарет и смоченную в черной краске губку. Чтоб нанести единственное слово – «Бойня».

Но почему оно почти наверняка отпечатается красным цветом и почему, невзирая на четкие контуры шаблона, растечется по бумаге каплями, кляксами, струйками, так похожими на кровь? Наверное потому, что это и есть людская кровь…

Белые ночи приходят в город с мая по июнь. Для красных – уготованы зима и осень. Так уже было в Петрограде…

Убийство муллы соборной мечети не было раскрыто по горячим следам. Орудие расправы, окропленное кровью священника и показательно оставленное на месте преступления, натолкнуло следственную группу на версию, лежащую на поверхности. Суфий Бен Али все просчитал.

Не случись неделей раньше другого зверского убийства, эта версия следствия вряд ли стала бы основной. Главным подозреваемым, мотивы которого были очевидны, посчитали бы его. Именно Бен Али занимался в стенах мечети вербовкой сторонников и не скрывал своей неприязни к действующему имаму. Однако случай и коварство помогли избежать быстрого возмездия. Бен Али удалось не просто спрятаться от всесокрушающего гнева верующих, но и направить его в нужном направлении – против власти, поощряющей религиозную травлю, закрывающей глаза на притеснения и убийства мусульман.

Интермедия о белой камелии

Из уст в уста передавали горожане историю о банде таксистов-таджиков, промышляющих убийствами и грабежами своих пассажиров. С каждым новым трупом, скинутым в канаву, она обрастала небылицами, мало похожими на правду, и зловещими подробностями, ввергающими в шок даже самых толстокожих.

Неуловимых киллеров, а в том, что это была сплоченная и хорошо организованная группа, не сомневались даже журналисты, не могли разыскать ни милиция, ни добровольные патрули на привокзальных стоянках и в аэропорту. Ни номеров машины, ни ее цвета. Время преступления всегда разное, и только почерк схож. Пассажир с чемоданом выходит из аэропорта или железнодорожного вокзала и, дабы сэкономить деньги, садится не в комфортный автомобиль с шашечками, а в проезжающую мимо колымагу, управляемую водителем азиатской наружности. И тогда появилась примета. Вовсе не в описании внешности предполагаемого преступника, как ни крути, таджики для русских все на одно лицо. А в странной любви «черного таксиста» к цветам.