– А что вам до него, милая моя? Подумаешь, жалкое привидение! Хотя дайте-ка я догадаюсь! Здесь без любви не обошлось, не так ли?

– Не ваше дело! – Катя резко мотнула головой, стряхнув его руку. На этом ее силы иссякли, и она сказала почти жалобно: – Так вы отпустите его? Пожалуйста!

– Разумеется, нет. Не отпущу. Неужели я похож на дурака? – захихикал старик. – И не пытайся меня разжалобить. Я видел за свою жизнь столько слез, что ими вполне можно наполнить небольшое озеро.

Внезапно у Кати мелькнула смелая мысль: а что, если разбить сосуд, ведь тогда душа сможет выбраться. Как было бы замечательно выпустить все заточенные души на свободу!

– Понятно, почему вы не хотите его отпускать. Ведь душа гусара двадцать девятая, еще одна – и будет тридцать, – как бы невзначай сказала она, стараясь понять, в какой последовательности выстраиваются в шкафчике бутылочки.

– Нет-с, милочка, здесь вы не правы-с! Она не двадцать девятая-с, а двадцать восьмая-с! – воскликнул Фесандопулос, неизвестно зачем использовав старинную грамматическую форму.

– А чья двадцать девятая? – удивилась Катя. Старик огляделся, не подслушивает ли их кто, и сделал таинственно-заговорщицкое лицо.

– Только тсс! Никому ни звука! Двадцать девятая душа принадлежит красавице Ольге Полонской! Той самой, из-за которой наш друг дрался на дуэли.

– Ольге Полонской? Но как же так? Она же предала его, бросила! – крикнула Катя,

Фесандопулос потер высохшие ладони:

– Все не так просто, моя девочка. Человеческая душа устроена очень сложно. Это только дураки думают, что мы не меняемся. Еще как меняемся! Иногда и нескольких минут достаточно, чтобы из самых низов воспарить к небесам или с небес шлепнуться в грязь. Так сказать, сейчас ты скотина, а через пять минут – герой. Или наоборот. Все зависит от самой души и – хе-хе! – от внутренних потрясений. Через два года после того, как наш друг гусар погиб на дуэли, я отправился к Ольге Полонской и все ей рассказал. Почва была благодатнейшая – она давно разлюбила своего мужа, оказавшегося совершеннейшим подлецом. Представь себе, ее муж знал, что гусар не выстрелит, а сам меж тем выстрелил и уложил его наповал. Итак, наша Оленька поняла, что всю жизнь любила только нашего героя. Естественно, я усомнился, не обманывает ли она себя и заодно меня. Но усомнился я напрасно. Она любила гусара так сильно, что согласилась отдать мне свою душу совершенно бескорыстно, потому только, что я обещал после ее смерти посадить душу в один сосуд с душой гусара. Но я не сдержал обещания.

– Почему не сдержали? – спросила Катя.

– Да так, не сдержал, и все тут, – захихикал старик. – Так что теперь наши голубки рядом, в соседних сосудах, и представь, даже не знают об этом! Сосуды-то эти особые, непроницаемые, и, сидя в них, души не знают, что происходит за стенками.

Услышав эти ужасные слова, Катя содрогнулась. Она представила, как томятся сейчас гусар и Ольга, и она устыдилась своей собственной любви к князю. Может ли ее чувство сравниться с этим высоким, длящимся уже вторую сотню лет чувством двух возвышенных душ? Ну и гадина этот Фесандопулос, если позволяет двум любящим друг друга душам томиться в одиночестве, когда их разделяет лишь тонкая стенка. Оказывается, все эти годы душа Ольги была рядом, а бедное привидение не знало об этом, ибо она была заточена в стенки древнего сосуда.

– Какой же вы мерзавец! – крикнула Катя. –Вот же вам, получайте!

Решив во что бы то ни стало помочь влюбленным соединиться, девушка бросилась к шкафчику и, схватив два крайних в ряду сосуда, подняла их над головой. Но не успела она швырнуть их на пол, как древний маг, не тронувшись с места, быстро дунул на нее. В тот же миг Катя почувствовала, что ее тело словно сковало льдом. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Ее мысли тоже замерли. Словно в полусне она наблюдала, как Фесандопулос подходит к ней, разжимает пальцы, берет сосуды и вновь осторожно ставит их в шкаф. Руки старика подрагивали от волнения.

– Ах, девушка, девушка, какую глупость вы чуть было не натворили! – произнес он. – Ну разбили бы вы сосуды, и что? Бедным душам все равно пришлось бы возвращаться – ведь они связаны словом. Если вы действительно хотите им помочь, то позвольте мне предложить вам одну сделочку. Почему бы вам не продать мне свою душу? Я уже давно к вам присматриваюсь. Ваша душа мне очень нравится. Я бы убрал ее в особый, самый чистый сосудик. Да вы не волнуйтесь, это было бы еще нескоро. У вас вся жизнь впереди. Я бы дал вам что угодно: власть, деньги, любые удовольствия. А главное, я отпустил бы гусара с его возлюбленной на свободу. Ну как, вы согласны? Ах, простите, вы же не можете говорить!

Фесандопулос вновь дунул на девушку, и, покачнувшись, она едва не упала. Все ее тело стало ватным, руки и ноги пощипывало. Теперь она поняла, почему Фесандопулос был откровенен с ней: он с самого начала хотел заключить с ней сделку. Прежде Катя редко задумывалась о своей душе, но сейчас при одной мысли, что ей придется сидеть в этом тесном сосуде, а потом быть принесенной в жертву, она почувствовала ужас – и омерзение. Но ведь князь Багрятинский, Ольга и еще двадцать семь душ были уже в заточении. Имела ли она право бросить их на произвол судьбы? Однако вступать в сделку с Фесандопулосом тоже нельзя – маг точно обманет и, взяв ее душу, наверняка не отдаст ни одну из тех, что у него в плену.

Старик смотрел на девушку испытующе, с беспокойством ожидая ответа. Но Катя недаром прочитала в свое время три сотни детективных романов. И если ее душа была чистой, то уж наивной она точно не была.

– Вы обманете! – уверенно сказала девушка. – Я вам не верю. Вы не отпустите гусара с его возлюбленной на свободу, потому что тогда у вас снова будет только двадцать восемь душ.

Катя ожидала, что Фесандопулос будет клясться и божиться, что отпустит, но он не стал этого делать.

– Ах, девушка, девушка! – вскрикнул он таким тоненьким голоском, что можно было поверить, что он и вправду возмущен. – Разве в вашем юном возрасте можно быть такой расчетливой? Подумайте еще немного, во всяком случае, мое предложение остается в силе. Даже если бы я вас и обманул, ваш благородный порыв отдать душу за ближнего был бы прекрасен сам по себе. Подумайте об этом!

«Я-то подумаю… Но подумаю о том, как добраться до твоего шкафчика и отпустить всех на свободу», – решила про себя девушка.

Фесандопулос заметил лежащий на полу датчик, поднял его и стал рассматривать, поднеся близко к глазам. Катя бросила быстрый взгляд на прицепленный к проводу прибор. Его стрелка резко отклонилась вправо, показывая недюжинную психическую энергию мага, но все же она не доставала красного сектора, как было в случае с собаками. Это означало, что старик сохранял пока независимость от Аттилы.

– У меня к вам вопрос. Можно? – сказала она.

– А то как же-с! Пожалуйста-с! – маг алчно взглянул на нее, соображая, не передумала ли она насчет души.

– Я хочу спросить, почему вы пришли к нам, когда мы разбили кувшин?