Он вежливо спросил, как у нее дела, и она ответила:

– Я сейчас злая как собака, если хочешь знать. Отец меня так подвел! В который раз.

– А что он сделал? – осторожно спросил Грег.

– Предложил мне пойти с ним на прием в Белый дом – а потом взял с собой эту девицу Глэдис Энджелус. Теперь надо мной все смеются.

– Должно быть, это ради рекламы нового фильма «Страсть», в котором она снялась.

– Ты всегда его защищаешь, потому что он любит тебя больше, чем меня.

– Может быть, это потому, что я им восхищаюсь, а не жалуюсь на него все время? – сказал он с досадой.

– А я и не… – начала Дейзи, но поняла, что так и есть. – Ну, может быть, и жалуюсь, но он же должен выполнять обещания, правда?

– Ему слишком о многом приходится думать.

– Может быть, не надо было заводить кроме жены еще двух любовниц?

– Да, он едва успевает поворачиваться, – пожал плечами Грег.

Оба заметили случайную двусмысленность и, помолчав, прыснули.

– Ладно, тебя-то мне не в чем винить, – сказала Дейзи, – Ты же не просил, чтобы тебя рожали.

– А мне следует тебя простить за то, что на целых три ночи в неделю он уходил к тебе, как я ни плакал и ни просил его остаться.

Дейзи никогда не смотрела на это с его стороны. Ей Грег представлялся захватчиком, незаконным ребенком, который отнимал у нее отца. А сейчас она поняла, что ему так же плохо, как и ей.

Она внимательно посмотрела на него. Ей пришло в голову, что он, должно быть, нравится девчонкам. Однако для Евы он слишком юн. И вполне может оказаться таким же эгоистичным и ненадежным, как их отец.

– Ну ладно, – сказала она. – А в теннис ты играешь?

Он покачал головой.

– Таких, как я, в теннисный клуб не принимают… – Он изобразил безразличную усмешку, и Дейзи поняла, что буффальское общество отвергает Грега так же, как и ее. – Я играю в хоккей с шайбой, – сказал он.

– Жалко, – сказала она и пошла дальше.

Когда список стал достаточно большим, она вернулась к Чарли, который наконец установил сетку. Она послала Еву собирать первую четверку. Потом сказала Чарли:

– Помоги мне нарисовать таблицу соревнования.

Они бок о бок опустились на колени и начали рисовать таблицу: с клетками для победителей, финалистов и полуфиналистов. Вписывая фамилии, Чарли спросил:

– Ты любишь ходить в кино?

«Уж не собирается ли он назначить мне свидание?» – подумала Дейзи.

– Конечно, – сказала она.

– А ты случайно не смотрела фильм «Страсть»?

– Нет, Чарли, не смотрела, – с досадой ответила она. – Там играет любовница моего отца.

Он был ошарашен.

– Но в газетах писали, что они просто друзья…

– И как ты думаешь, с какой стати мисс Энджелус, которой едва исполнилось двадцать, так дружит с моим сорокалетним отцом? – язвительно спросила Дейзи. – Что, ты думаешь, ей в нем нравится – его редеющие волосы? Или растущий живот? Или его пятьдесят миллионов долларов?

– А, понятно, – сконфуженно сказал Чарли. – Извини.

– Не за что извиняться. Я просто злюсь. Ты не такой, как другие, – ты не подозреваешь в человеке худшее как само собой разумеющееся.

– Наверное, я просто слишком тупой.

– Нет, ты просто слишком славный.

Чарли был смущен, но доволен.

– Давай рисовать дальше, – сказала Дейзи. – Надо поторапливаться, чтобы лучшие игроки смогли добраться до финала.

Снова появилась Нора Фаркуарсон. Она посмотрела на Чарли и Дейзи, сидящих бок о бок на песке, потом изучила их рисунок.

– Нормально получилось, мам, как ты думаешь? – сказал Чарли. Было видно, как ему нужно ее одобрение.

– Отлично, – сказала она и оценивающе взглянула на Дейзи, словно собака, увидевшая, что к ее щенкам подошел чужой.

– Основную часть сделал Чарли, – сказала Дейзи.

– Нет, – резко сказала миссис Фаркуарсон. Она перевела взгляд на Чарли и обратно. – Ты умная девочка, – сказала она. Похоже было, что она хочет что-то добавить, но не решается.

– И что? – спросила Дейзи.

– Ничего, – сказала та и отошла.

Дейзи встала.

– Я знаю, о чем она думает, – шепнула она Еве.

– О чем?

– «Ты умная девочка – и почти подошла бы моему сыну, будь ты из семьи получше».

– Ты не можешь знать наверняка, – с сомнением отозвалась Ева.

– Я совершенно уверена. И я выйду за него замуж хотя бы для того, чтоб доказать, что она не права.

– Ах, Дейзи, ну почему тебе так важно, что думают эти люди?

– Пойдем смотреть теннис.

Дейзи села на песок рядом с Чарли. Может, он и некрасив, но он будет обожать свою жену и сделает для нее все, что угодно. Со свекровью будет тяжело, но Дейзи думала, что сможет с ней поладить.

Мяч подавала высокая Джоан Рузрок в белой юбке, хорошо смотревшейся на ее длинных ногах. Ее партнер Вуди Дьюар – он был еще выше – передал ей мяч. Что-то в его взгляде на Джоан сказало Дейзи, что она ему нравится, может быть, он даже влюблен. Но ему было пятнадцать, а ей – восемнадцать, так что у этого романа будущего не было.

Она обернулась к Чарли.

– Может быть, мне все-таки стоит посмотреть «Страсть».

Он не понял намека.

– Может быть, и стоит, – отозвался он безразлично. Момент был упущен.

Дейзи повернулась к Еве.

– Интересно, где мне достать терьера Джека Рассела?

II

Лев Пешков был лучшим отцом, какой только может быть у человека, – или как минимум был бы, если бы он больше времени проводил с сыном. Он был богат и щедр, умнее кого угодно и даже со вкусом одевался. Наверняка он был красив, когда был помоложе, – да и сейчас женщины не давали ему проходу. Грег Пешков его обожал, и единственное, на что он мог пожаловаться, – что мало его видел.

– Надо было продать этот дрянной заводишко, когда была возможность, – сказал Лев, проходя вместе с Грегом по молчаливым, обезлюдевшим цехам. – Он работал в убыток еще до забастовки. Надо было ограничиться кино и барами… – Он наставительно погрозил пальцем. – Бухло покупают всегда, и в хорошие времена, и в плохие. И в кино ходят, даже когда не могут себе этого позволить. Никогда этого не забывай!

Грег был совершенно уверен, что его отец нечасто делал ошибки в бизнесе.

– Так почему же ты его оставил?

– Из сентиментальности, – ответил Лев. – Когда я был в твоем возрасте, я работал на таком предприятии, на Путиловском заводе в Петербурге… – Он оглядел печи, литейные формы, подъемники, токарные станки и верстаки. – На самом деле там было намного хуже.