Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сбегая по тропинке, она оглядывается. Подворье выглядит безмятежно. Ветер кружит у порога березовые листья, поблескивающие золотом в лучах осеннего солнца. От этой красоты у Роусы захватывает дух. Она напоминает себе, что солнце скроется, листья сгниют, и дом ее мужа обретет свой истинный вид и станет похожим на могильный холм, где обитает неупокоенная душа.
Говорят, места, в которых бродят мертвые, снаружи зачастую кажутся красивыми. Draugar поселяются там, где любили бывать при жизни, или там, где у них остались неоконченные дела. Торгунна, героиня «Саги о людях с Песчаного берега», перед смертью завещала сжечь свое постельное белье, но ее волю нарушили, и она снова и снова вставала из могилы. Кто знает, какие дела не успела завершить Анна?
Роуса встряхивает головой, отворачивается и продолжает спускаться по склону – прочь от Йоуна, прочь от той себя, которую она больше не узнает.
Взметнувшиеся к небу горы и резкий запах черно-красной земли наполняют ее головокружительной легкостью, и все страхи прошедших недель начинают казаться смешными. Нет никаких призраков. Она расскажет Катрин, что ей померещилось чье-то дыхание и шуршание на чердаке. А Катрин ответит, что только глупцы верят в draugar и что не существует никаких духов, которые сводят людей с ума и пьют их кровь.
Должно быть, Катрин заметила гостью издалека: Роуса еще не успела спуститься с холма, а та уже выходит ей навстречу.
– Роуса! – Катрин поспешно обнимает ее, и Роуса сразу чувствует себя живой.
Ей уже начало казаться, что она тает, что она сама превращается в draugur. А теперь она улыбается – впервые за долгое время.
– Надеюсь, я не помешала?
– Я очень тебе рада. Но как же Йоун?
– Он… он не знает, что я здесь. Он в море. Пожалуйста, не…
– Я не настолько глупа. – Катрин сжимает плечи Роусы. – Я ему не проговорюсь. Остальным тоже можно доверять – по крайней мере, в этом.
Роусу захлестывает волной облегчения, но оно тут же сменяется тревогой.
– Остальным?
– Они будут рады видеть тебя. А все, что мелет острый язык Гвюдрун, пропускай мимо ушей.
Не успевает Роуса воспротивиться, как Катрин уже ведет ее в душный полумрак комнаты, где вокруг очага за вязаньем сидят четыре женщины. Три из них Роусе уже знакомы: это старуха Гвюдрун с пустым взглядом и волосками на подбородке и Ноура с Кларой, которые приходили к ручью со своими детьми. Оба ребенка играют тут же, катаясь по полу, как кутята, а матери зорко следят, чтобы они не обожглись, и сердятся, когда они путают пряжу.
Четвертая женщина моложе всех прочих и выглядит сверстницей Роусы. У нее кожа цвета skyr, волосы почти белые, а глаза голубые и такие светлые, что кажутся подернутыми дымкой. Она восхитительно хороша собой, и Роуса невольно улыбается. Женщина отвечает ей хмурым взглядом. Роуса краснеет и начинает осматриваться по сторонам.
Дом невелик, примерно такого же размера, как у них в Скаульхольте, однако стены обшиты деревом, как у Йоуна. Кухни нет – только узкая baðstofa, в которой одновременно готовят, проводят время днем и спят ночью. Отдельная дверь ведет в чулан, где на полу стоят бочонки, а со стропил свисает сушеная рыба. Несмотря на полумрак и тесноту, комната эта кажется светлой, и дышится здесь свободнее, чем у Йоуна.
Знакомя Роусу с сельчанками, Катрин держит ее за руку, и прикосновение теплой ладони успокаивает.
– Гвюдрун ты уже знаешь. Клару и Ноуру тоже.
– Да. Bless. – Роуса делает книксен, и женщины хихикают.
Катрин досадливо цокает языком.
– Ты с ними учтива, а они как дети малые.
Клара и Ноура подавляют смешок и приветствуют Роусу ответным книксеном.
Катрин указывает на бледную красавицу с холодным взглядом:
– А это Аудур.
Роуса снова приседает:
– Komdu sœl og blessuð. – Почему-то официальное приветствие кажется ей более приличествующим случаю. – Ты красива, как Гудрун из «Саги о людях из Лососьей долины».
Глаза Аудур остаются такими же пустыми и бесстрастными. Книксена она не делает.
– Знает ли твой муж, что ты саги читаешь?
Катрин сердито косится на нее, усаживает Роусу и протягивает ей комок пряжи.
– На-ка, распутай, – произносит она. – Будет чем руки занять.
Роуса замечает, что пальцы у нее дрожат. Она с благодарностью принимается за работу и начинает превращать спутанные нитки в гладкий клубок.
Женщины задумчиво умолкают, и в комнате становится тихо.
Наконец Катрин говорит:
– Снег в этом году выпадет рано.
– Вздор какой! – восклицает Гвюдрун. – Погоды стоят мягкие. Погляди на море – оно не потемнело.
– Да ты дальше собственного носа ничего не видишь, – огрызается Катрин.
– Нахальная девчонка! Я непогоду завсегда заранее чую, а в этом году – ничегошеньки.
– Твои глаза и уши никуда не годятся. Откуда нам знать, что и нос тебя не подводит?
Роуса ждет, что Гвюдрун обидится, однако обе женщины улыбаются. Наверное, они частенько подтрунивают друг над дружкой.
– Я свяжу тебе платок, чтобы ты не мерзла зимой, Гвюдрун, если твой всезнающий нос все-таки врет, – говорит Катрин.
– Не утруждайся, – фыркает Гвюдрун. – Я, наверное, еще до весны с голоду помру. – Она поворачивается к Роусе, моргая белесыми глазами. – Кабы только Йоун не пожалел для старухи еще мяса…
– Ну, значит, саван тебе свяжу, – ухмыляется Катрин. – И тогда ты перестанешь досаждать Роусе тем, что ее не касается.
– Сердца у тебя нет! – брызгая слюной, возмущается Гвюдрун. – Роуса вполне может дать мне мяса, ежели захочет. Анна вот частенько давала.
– Один-единственный раз! – встревает Клара. – Она дала тебе мяса один раз, уже под конец, и то наверняка сперва его прокляла.
Катрин застывает и бросает на Клару поистине свирепый взгляд. Та отворачивается, сердито отчитывает своего ребенка и отнимает у него куриную косточку, которую он пытался запихнуть себе в ухо. Ребенок ударяется в слезы, и Катрин, помогая успокоить его, что-то шипит Кларе на ухо. Это ее, по-видимому, урезонивает.
И тут, заглушая детский крик, подает голос Аудур:
– Надеюсь, ты довольна замужеством, Роуса. – Она едва заметно улыбается.
Роуса склоняет голову.
– Я довольна.
– Почему она еле шепчет? – ворчит Гвюдрун.
В тоне Аудур проскальзывает насмешка.
– Она такая тихая, потому что собиралась с пабби своим при церкви остаться.
– Я всегда любила читать в одиночестве, – лепечет Роуса.