приписные документы и завтра утром будьте в гарнизоне. Пропуск мы вам выдадим.

— У меня осталось несколько незаконченных дел на гражданке, — я встал.

— Если они важные, — женщина задумчиво надула губки, взглянула на потолок, — то обсудите это с начальником Урупского. Думаю, вы найдете общий язык.

Я не ответил, только кивнул.

— Поздравляю вас, — Фидорина встала, нагнулась ко мне через стол, при этом, ее объемный бюст красиво натянул одержу, — теперь вы официально курсант Великорусской Императорской армии. Когда пройдете курс, сразу получите унтер-офицерское звание. А дальше все зависит только от вас.

— Конечно, — с улыбкой сказал я, пожал ее нежные, на удивление маленькие и аккуратные руки, — у меня есть еще дела сегодня.

— Конечно. И отдохните хорошенько. Завтра в гарнизоне вас ждет не самый приятный день. Весь Урупский на ушах.

— Почему же? — я внимательно посмотрел на Фидорину.

— Великий Князь, сам Иван Михайлович Палеолог, двоюродный брат императора, приезжает на Кубанское поле с официальной инспекцией. Все офицеры будут завтра злющие, как собаки.

— Ничего страшного. Я как-нибудь совладаю с ними. Ну, бывайте, госпожа комиссар. Надеюсь, как-нибудь еще увидимся.

Я вежливо и сдержанно поклонился, направился к выходу.

— Роман? — внезапно подала она голос. Я обернулся.

— Да?

Комиссар некоторое время смотрела на меня. Потом неожиданно приняла смущенный вид. Опустила глаза.

— Да нет, ничего, — строгим тоном заговорила она. Лицо ожесточилось. Взгляд приобрел наставническое выражение, — вы свободны. Приятно было познакомиться.

— Взаимно.

— Рома, ты завтра уходишь в армию? — Катя подняла на меня большие глазки.

— Ага, — улыбнулся я.

К обеду дождик прекратился. Ветер немного поутих, но все равно неприятно продувал, если одеться полегче. Небо заволокло серым. Тучи медленно начинали клубиться — верный признак того, что к вечеру пойдет дождь.

Тем не менее Катя решила вытащить меня на улицу. Когда я вернулся домой к Нине, девочка тут же повисла у меня на шее, крепко прижалась.

— Ну чего ты? — спросил я

— Соскучилась!

Катя стала ходить за мной хвостом туда-сюда. Проситься погулять.

— С Ниной гуляю, с тётей Эллой гуляю! А с тобой, Рома, почти нет!

— Неудачное время для прогулок, — отвечал я, — прохладно и ветер. Заболеешь. Да и мне нужно кое-что приготовить на завтра. Собрать пакет документов. Скопировать кое-что попросили. Для личного дела.

— Прошу! Прошу!

— Ну что ты? Разве не погуляешь с сестренкой? А, Ром? — улыбнулась Нина, когда зашла на кухню.

— Мне нужно подготовиться на завтра. Рано утром уезжаю в Гарнизон Урупский.

— Волнуешься? — Нина положила пакеты с продуктами на стол. Видимо, она только что вернулась из магазина. Девушка снова порадовала меня своим внешним видом: светлый свитер под самое горло она сочетала с короткой клетчатой юбкой; на черные колготки девушка надела гетры до середины бедра; образ завершало длинное светлое пальто.

— Нет, — я потрепал за волосы Катю, сидевшую у меня на коленях и прилипшую, как настоящая пиявочка, — все будет хорошо.

— А я волнуюсь, — Нина уселась за барную стойку напротив нас с Катей, — очень. Там же Поле, одержимости. Опасно все-таки.

Я ничего не ответил. Только иронично посмотрел на девушку.

— Ну да-да, — выдохнула она, — понимаю. Там, где ты бываешь, всегда опасно… Но от этого нам не легче. Катя тоже волнуется.

— Да! — пискнула девочка.

— И хочет провести с тобой время.

— Да!

— Вы так говорите, — я сдержанно засмеялся, — будто меня отправляют за Урал. Или в Сибирь. Но я вернусь из армии вечером. Разлука будет недолгой.

— Ром, — Нина серьезно посмотрела на меня, — что тебе нужно сделать? Подготовить вещи? Документы? Ты только скажи, и я все тебе сделаю. А ты погуляй с Катей. А потом, — она покраснела, — буду рада, если и мне время уделишь.

Я с улыбкой посмотрел на Нину, потом на Катю.

— Ну что ж, — засмеялся я, — если мои дамы так меня просят, разве я могу отказать? Скажи, Кать, — девочка оторвала голову от моего плеча, подняла красивые светло-зеленые глаза, — а ты когда-нибудь кормила уточек?

Смешной селезень важно подплыл к кусочку хлеба. Забавно изогнул белую шейку. Принялся клевать хлебушек, плавающий на поверхности. Когда ветер побежал рябью по воде, то крошки унесло дальше от берега.

Селезень вскинул головку, помахивая остреньким хвостом, деловито поплыл к еде. Там его строго обкрякала уточка, которая принялась за хлеб первой.

— Ром? — Катя неумело отщипнула от батончика кусочек, замахнулась, кинула в воду. Уточки устремились к новой порции корма.

— Ммм?

В маленьком тихом парке, на окраине нашего района было почти безлюдно. Редкие прогуливающиеся дамы с детьми, и немногочисленные парочки спешили уйти, спрятаться от подразыгравшегося ветра.

Мы с Катей сидели у маленького зеленоватого озерца, в котором жили уточки. Коммунальщики подкармливали крякв, и у них даже были домики в виде нескольких деревянных будочек, натыканных в разных частях озера. Тем не менее пернатые с радостью принимали и наши гостинцы.

— А есть у людей души?

— Есть, — удивился я, — а почему ты спрашиваешь?

— Тетя Элла, — она отщипнула новый кусочек и бросила в воду. Он упал на берег, у самой кромки. Утка, которая была посмелей, подплыла, принялась чесать хлебушек клювом, — постоянно рассказывает, что мне не нужно горевать по маме и папе. Говорит, что они всегда будут со мной. Будут смотреть. И им совсем не нравится, когда я много плачу.

Я улыбнулся. Устремил взгляд вдаль, поверх небоскребов, развернувшихся в центре города. Сощурился. Там, низко от земли, плыл едва пробивающийся сквозь тучи солнечный диск.

— У людей есть души. И не только у людей, — я сдвинул рукав пальто, обнажил часы. Крохотный портал блеснул над ними, — даже у Фырчика есть душа.

Я показал девочке ту самую лисичку, что они с Ниной для меня сделали.

— Правда? — девочка удивленно посмотрела мне в лицо.

— Конечно. Глянь сюда, — я быстро усмирил ифрит в лисичке, занес над ним руку, — видишь?

— Ваааааа! — девочка шире раскрыла глаза.

Лисичка, вдруг приняла более правильный лисий вид. Встала на ножки. Раскрыла черные глазки-бусинки. Забегала по ладошке.

— Сидеть, Фырчик, — сказал