* * *

Как ни странно – до лета тридцать восьмого мне, действительно, ни во что вмешиваться не следует. Мои кураторы – Конарев и стенографистка Наденька – давно не показываются на глаза. Вызывать в Горький меня решительно незачем. Почти два года нужно чем-то заниматься. Конечно же, я знаю, чем. Загвоздка во всё том же винте переменного шага. Дело в том, что у лётчика в воздушном бою достаточно много самых разных занятий – нет ни времени, ни сил ещё и на выбор оптимального угла атаки лопастей. Раньше эту проблему решали примитивно – ввели два дискретных положения, называемых «Затяжелить винт» и «Облегчить винт». Этим и пользовались. А у немцев были специальные автоматы, которые выбирали оптимальный угол атаки применительно к скорости, оборотам и высоте.

Вот за эту задачку я и взялся. Сначала построил графики на бумаге, потом нашел способ решения при помощи аналогового механического вычислителя – сделал макет приблуды, которая, в зависимости от положения трёх факторов, находила оптимальное положение. Ну и отписал товарищу Поликарпову о своих достижениях.

Тут и примчался товарищ Конарев. Первым делом выбандурил меня за то, что отправил письмо обычной почтой, а потом забрал и приблуду и все бумаги, вплоть до черновиков. И свалил – только его и видели. Как я понял – тема закрыта. По крайней мере – для меня. А ещё почти год нужно чем-то заниматься – я, действительно, не могу жить с незанятыми мозгами. Это словно проклятие такое, посланное вышними силами на мою голову.

Конечно, я занялся прицелом для бомбометания. Знаю, знаю – и без меня есть, кому это делать, но очень уж руки чешутся. Да и задача «вкусная». Высота, скорость, угол снижения при работе с пикирования. А ещё – направление и скорость ветра, и изменение плотности воздуха в зависимости от высоты. Теоретически всё это, пусть и громоздко, но решалось, а вот с практическим воплощением… оптика – вообще не моя область. Конечно, общую идеологию я приблизительно описал – был знаком с образцами сороковых годов. Но получилась такая рогопега!

На этот раз отписывать в Горький не стал – зашёл к отцу Николаю и попросил передать записочку «кому следует». Снова появился Конарев и выгреб у меня все бумаги, но на этот раз не ругался. Даже сказал, что по теме «приблуда» получены обнадёживающие результаты, и первые образцы обкатывают на УТИ-17. А с тем, куда передать материалы по «рогопеге», он разберётся.

Вот так и заполнил я период вынужденного ничегонеделания. Часто встречался с Мусенькой. По театрам её водил – в городе замечательный оперный. Купались, ели мороженое, в кино ходили – всё как у людей в период ухаживания. Хотелось, чтобы она чувствовала моё внимание. Ещё я частенько заглядывал к ним домой – меня тут всегда усиленно кормили, что моему организму насущно требовалось – за физическим развитием тела я следил тщательно и тренировок не прекращал.

За разговорами в кругу семьи подруги несколько раз затрагивал вопрос в том смысле: «А не перебраться ли вам всем гамузом в село под Горьким? Там и жить есть где, и зимой настоящий снег, вместо здешней слякоти!» Мусенька поддерживала мои инсинуации, видимо для того, чтобы я не чувствовал себя одиноким. Но предки упирались – тут и быт налажен, и хозяйство, и родня. Так что – разговоры оказались ни о чём.

Из писем от Чкалова я знал, что дела в Горьком идут по плану – Николай Николаевич ни в каких конструкторских конкурсах участия не принимает, с инициативами новых разработок не выступает и вообще сидит на месте ровно, послушно выполняя капризы военных. То добавит пушек на И-16, то поставит на него более мощный двигатель, то усилит конструкцию. Ещё выпускаются малыми партиями УТИ-17 и УТИ-16. Первый – с мотором водяного охлаждения, а второй – со «звездой», обдуваемой воздухом. Обе машины эксплуатируются в лётных школах и учебных частях.

О том, что Ильюшин разрабатывает штурмовик Ил-2, и о ведущихся модернизациях бомбардировщика СБ мне никто не докладывал – сам знаю. Но никакого интереса не проявляю – на этих направлениях ещё рано что-то менять – работы движутся в правильном направлении. А мне уже пятнадцать. Я достиг своего взрослого роста – метр шестьдесят четыре. Да и по весу от нормы отличаюсь незначительно, но юношеская худоба, которую не компенсируешь даже заметной мышечной массой, не позволяет мне выглядеть матёрым взрослым мужиком.

Зато Мусенька к своим четырнадцати чудо как расцвела. Смотрю на неё и облизываюсь. Но тревожить её разными нежностями не спешу. Приобниму изредка или чмокну в щёчку – о большем даже не помышляю. А она, мне кажется, ждёт дальнейшего развития отношений – очень уж интересно поглядывает. Однако сама не ластится, хотя ни разу не оттолкнула.

А на дворе уже май тридцать восьмого. Впереди ждут меня очень серьёзные испытания и ситуации, где без влияния организации, в которой трудится товарищ Конарев, никак не обойтись. Или снова получится «как всегда».

– Так ты говоришь, малец, что прибыл в наше время из будущего, – командир с тремя ромбами в петлицах смотрит на меня с недоверием.

– Так точно, товарищ комкор! – отвечаю.

– А я тебе не верю.

– Вот доказательство, – протягиваю сложенный вдвое лист бумаги. Слежу за выражением лица и жду реакции.

– Ерунда! Так не бывает, – откликается так и не представившийся мне мужчина.

– А если будет – поверите, что я действительно из грядущего?

– Ладно. Договорились, – бумажка с моим предсказанием перекочевывает в карман красного командира. А сам он поворачивается в сторону лётного поля – как раз садится та самая машина, на испытания которой он и прибыл. Не просто так прибыл – чтобы его направили сюда, товарищу Конареву пришлось провести серьёзную подготовку.

А мне остаётся только ждать. Ждать давно известного результата.

* * *

– Никогда бы не поверил, что можно допустить подобный идиотизм! – Меня доставили пред ясные очи начальства, как только завершилось заседание комиссии. Испытания закончились полным успехом, но комкора, а это далеко не младший из генералов, больше беспокоит моя правота. – Действительно, прошло решение о том, что у самолёта САМ-10 шасси следует сделать неубираемым. Что же касается заключения относительно мотора, то я лично прослежу, чтобы в главке его не зарубили. Так… э… ты знал об этом заранее.

Некоторое время мы играем в гляделки.

– Как мне обращаться к тебе, малец?

– Шуриком зовите.

– То есть ты что, знаешь моё будущее?

– Я даже имени вашего не знаю – что уж говорить о будущем?

– Ну да, меня об этом строго-настрого предупредили. Ты не знаешь меня, я не знаю тебя – и все счастливы. А ещё на какие вопросы ты не имеешь права отвечать?

– На все отвечу. А потом даже кое о чём попрошу.

– Сначала попроси. А я ещё подумаю, о чем тебя спрашивать.

– В конструкторском бюро, испытания чьей машины мы с вами только что наблюдали, есть ещё одна модель. Строят её в единичных экземплярах для перелётов рекордной дальности. Хотя на самом деле – это нормальная рабочая лошадка с отработанным массовым двигателем. Применительно к области ваших интересов она способна поднять в воздух и доставить на расстояние до пятисот километров шестерых десантников.