Он чувствовал волнение и едва сдерживал его.

«Будь что будет!» — крутилось в голове.

А кто-то изнутри поддакивал: «Ты должен…»

Доехал без помех, попадая на зелёный свет на каждом перекрестке: захочешь, так не сделаешь, а тут — как на блюдечке. Весь длиннющий проспект Октября пролетел играючи, потом по улице Интернациональной, подчёркивающей Черниковку с юга, — с ветерком… ну, и вот они, Цыганские дворы, малопривлекательный комплекс пяти- и девятиэтажек.

Герман аккуратно притормозил у торца одной из них и задумался: «Что дальше?»

Только сейчас задумался, потому что до сих пор он мыслил в целом: делать или не делать — и, решившись делать, упёрся в детали: как делать?

Он отродясь здесь не был. То есть проезжать-то проезжал, конечно, но чтобы именно с целью, именно к здешним обитателям — никогда. Он знать не знал технологию местных дел, но догадался, что следует просто стоять и ждать. Кому надо, те сами появятся.

Так и вышло.

Минут через десять к машине как бы невзначай приблизился вкрадчивый, оглядчивый тип. Выглядел он, кстати, прилично: не гопник и не маргинал, нормальный худощавый парень, чистенько одетый по местной городской моде: светлая спортивная куртка с солидным лейблом, бейсболка, джинсы, кроссовки. Только глаза у Худощавого оказались неприятно бегающими и в красных прожилках лопнувших сосудиков — но это обстоятельство выяснилось вблизи.

Тип прошёлся туда-сюда с видом «я не я, и лошадь не моя» — как будто он вовсе ни при чём, а так, погулять под вечер вышел, поговорил с кем-то по телефону, видимо, получая подтверждение, что полиции поблизости нет, подошёл к машине со стороны водителя — Герман предусмотрительно опустил стекло — и тихо спросил:

— Есть интерес?

— Да.

— В первый раз тут?

— Да. — Врать не имело смысла.

— Чего вдруг?

— На Гоа вштырило — понравилось.

— Хочешь продолжить?

— Жизнь штука тяжёлая, надо как-то расслабляться.

Легенду Герман придумал по дороге, понимал, что на опытного торчка не тянет, вот и выдумал причину, по которой взрослый солидный мужчина мог оказаться клиентом уличных дилеров. Легенда испытание прошла.

— Пошли, — предложил Худощавый.

— Куда?

— Шопинговать.

— А машина?

— Клиентов тут не трогают.

— Надеюсь.

— Верь.

Герман закрыл «Субару» и послушно двинулся следом за Худощавым.

— Вы не спросили, что мне нужно.

— Там есть всё, были бы деньги, — не оборачиваясь, ответил тип и поправил бейсболку.

— Деньги есть, — заверил Герман.

— Значит, всё в порядке.

Худощавый вёл Германа за гаражи, в дрянное место, заросшее беспородной древесно-кустарниковой дичью, идеально приспособленное и для торговли наркотой, и для организации засады на тупого фраера, решившего потратить часть законной зарплаты на незаконные развлечения.

«Можно делать ставки: нападут или нет…»

Худощавый свернул за угол, Герман за ним и тут же понял, что путешествие окончено. Он находился в тупике, образованном покосившимся бетонным забором и металлическими стенами гаражей. За этим забором — деревья, пройденный путь — неблизкий, и понятно, что кричи не кричи — никто не услышит.

«Так всё-таки: война или торговля?»

Как выяснилось через секунду — война.

Худощавый развернулся к жертве и неприятно улыбнулся. А за спиной Германа, начисто перекрыв возможность бегства, вырос плечистый Амбал.

— Деньги покажи.

— Мне нужна трава.

— Деньги покажи.

— Сначала товар.

— Если хочешь уйти живым, условия не ставь.

Амбал сделал шаг, его дыхание обожгло затылок, в руках у Худощавого мелькнул нож, и Герман начал действовать. Не сражаться, а именно действовать, поскольку разница между ними таилась не в классе — они были существами с разных планет.

Амбал сделал шаг, Герман плавно ушёл влево, оттолкнулся плечом от металлической стены, двинулся назад и, продвигаясь, а точнее, пролетая мимо противника, развернулся на триста шестьдесят градусов, затем ткнулся плечом в противоположную стену, вновь находясь лицом к Худощавому и не глядя назад, на Амбала. Поскольку всё, что там творится, он читал в расширяющихся глазах последнего оставшегося в живых врага. Не видел, но знал, что несколько секунд Амбал продолжал стоять, не понимая происходящего, и даже правая его рука неловко пошла вверх, будто могла хоть что-то исправить.

А затем он грузно осел на землю.

— Лови! — Герман бросил Худощавому окровавленный кусок мяса — вырванный кадык Амбала. — Пригодится.

Худощавый выставил перед собой нож, но не для нападения, уже не для нападения. Подвывая, сделал шаг назад и упёрся спиной в забор, оказавшись в собственной ловушке.

— Ты…

— Нет, нет, я не из полиции, — усмехнулся Герман. — Так что фразы: «Вы арестованы!» — ты, урод, не дождёшься.

— Возьми всё, что есть! — Одной рукой продолжая направлять на Германа нож, другой Худощавый извлёк из кармана штанов бумажник и бросил его на землю. — Всё бери!

— Дурь где?

— Что?

— Дурь где?

— Нет у меня дури, сволочь! Мы на гоп-стопе работаем!

— Ну, нет так нет.

Расстояние между ними Герман убрал играючи — на ложном движении. Перехватил руку врага, выдернул из неё нож и тут же вогнал клинок Худощавому в глаз. И отскочил, чтобы не запачкать кровью одежду.

Постоял, с улыбкой разглядывая трупы, затем распотрошил бумажник: «Пусть думают, что сыр-бор из-за денег», довольный, вернулся к машине и уехал.

Ему было хорошо.

Пьянящее ощущение отнятых жизней окрыляло, заставляло душу петь и полностью глушило мысли. Герман вновь и вновь переживал упоительные моменты убийств и ни разу не задумался ни об оставленных на ноже отпечатках пальцев, ни о том, что Цыганские дворы отнюдь не безлюдны…

* * *

Весь следующий день Карина провела в ожидании. Чем дальше, тем отчётливее она ощущала, что ночной опыт на балконе был робкой пробой, примеркой — так штангист-чемпион для разминки подхватывает лёгонький снаряд, — а сегодня она сможет сделать то, что вчера только наметилось лёгким пунктиром. И теперь она ждала ночи, как Джульетта — Ромео.

Еле дождалась темноты, сказала родителям, что ляжет пораньше: дескать, неважно себя чувствует. Заперлась в комнате, ощущая, как сила бродит в ней, распирает изнутри, делая похожей то ли на пружину, то ли на баллон со сжатым газом, с трудом дождалась, когда уснут родители, и примерно в половине первого начала свой следующий поход.