И дом и пейзаж казались исполнены такой своеобразной дикой красоты, что Глэдис тотчас же поняла: перед ней жилище Мартина.

Якоб заглушил двигатель. В машине воцарилось гробовое молчание, тишину нарушал только отдаленный шум прибоя. Минуту спустя мужчины выбрались из фургончика, заговорили, и Мартин покачал головой. Старик раздраженно пробормотал что-то себе под нос, махнул гостье шляпой и проворно зашагал к дому.

— В чем дело?

Мартин вздохнул.

— Ему уже под девяносто, а то и больше. Вообще-то он скрывает свой возраст. — Фагерст помог Глэдис вылезти из машины. — Все молодого из себя строит! Хотел отнести багаж в дом. А я ему запретил, старому дурню.

— И велел ему прислать кого-нибудь из дома?

— В доме никого больше нет, только Хильда.

— Хильда?

— Моя экономка. — Мартин извлек из фургончика чемоданы и поставил их на траву. Под тканью футболки так и перекатывались мускулы. — А что, по-твоему, я сам не справлюсь?

Глэдис тут же вспомнила Кевина Ханта и состоящий при нем штат прислуги. На ее памяти Кевин никогда не носил ничего тяжелее кейса, а порою и его доверял лакею.

— Ну? — отрывисто спросил Мартин. — Как тебе дом? Вытерпишь в нем неделю наедине со мной?

Неделю? Наедине с Фагерстом? Если он задумал поместить ее в незнакомую, пугающую обстановку, то определенно преуспел!

— Здесь, конечно, не Лос-Анджелес, — как можно равнодушнее протянула она. — Но, по крайней мере, горячая вода и электричество тут есть?

Краем глаза молодая женщина подметила, как ее спутник помрачнел. Отлично, с горьким удовлетворением подумала она. А чего ты ждал? Слез? Возражений? Надеялся, что жертва примется заламывать руки и требовать возвращения в цивилизованный мир? Если так, то ты ошибся, мой дорогой! Ни умолять, ни унижаться я не стану.

— Ты, конечно, удивишься, но дом оснащен всеми современными удобствами, ненаглядная моя женушка. — Мартин коротко улыбнулся, подхватил чемоданы и зашагал к входу. — Понимаю, это испортит тебе удовольствие, но я не такой дикарь, как тебе кажется.

Снаружи царила жара, а в доме веяло прохладой: ледник, да и только!

Мартин опустил чемоданы на натертый до блеска деревянный пол и подбоченился.

— Хильда! — рявкнул он.

Где-то хлопнула дверь, и светловолосая женщина средних лет выбежала навстречу гостям. Хозяин дома обратился к ней по-шведски, а затем оглянулся на жену.

— Хильда по-английски не говорит, так что не трать зря времени, пытаясь привлечь ее на свою сторону. Она покажет тебе твою комнату и обо всем позаботится.

Комнату покажет экономка, а не Мартин! Еще одна маленькая победа, подумала Глэдис.

Хильда отвела гостью вверх по лестнице в просторную красивую спальню с ванной.

— Спасибо, — поблагодарила Глэдис и ласково улыбнулась.

Женщина просияла ответной улыбкой, но, когда дверь закрылась и Глэдис наконец-то осталась одна, лицо ее заметно омрачилось. Ей все здесь уже начинало нравиться! Почему же в груди пусто?

Сосны отбрасывали на холмы огромные тени. Быстро темнело.

Мартин расхаживал по террасе, глядя на море. По логике вещей, ему полагалось умирать от усталости. День выдался долгий, прямо-таки бесконечный. Достойное завершение адской недели — недели, которая началась с мысли о том, что он никогда больше не увидит Глэдис Рейнджер, а закончилась тем, что он назвал ее своей женой.

Назвал ее женой…

Мартин стиснул зубы, поднес к губам стакан с янтарным виски со льдом, жадно отхлебнул. Холодная пахучая жидкость обожгла горло: единственное чудесное ощущение за весь премерзкий день!

Что за наваждение! Еще совсем недавно жизнь его текла спокойно и размеренно, по раз и навсегда проложенному руслу, в центре коего высилась громада «Фагерст импайр». И что же? Глазом не успев моргнуть, он обзавелся женой, и ребенок уже на подходе! Однако жена эта воспринимает и его самого и все ему принадлежащее с таким холодным отвращением, что просто кровь вскипает в жилах.

Итак, дом ей не понравился. А с какой стати? Гнездо на самом краю света… да и насчет удобств он слегка приврал: собственно говоря, список и начинается и заканчивается электричеством и горячей водой. Эта женщина привыкла к роскоши, к городской жизни. В ее представление о рае вряд ли вписывается утес с видом на Балтийское море, где бедняжке предстоит провести семь нескончаемых дней наедине с идиотом, навязавшимся ей в мужья.

Фагерст нахмурился и залпом осушил стакан.

Впрочем, это не брак, это сделка… Так о нем и следует думать. Брак, даже при наиболее благоприятном стечении обстоятельств, не имеет отношения к любви, если смотреть в корень. Браки заключаются по подсказке похоти, либо в силу одиночества, либо ради размножения. Ну-с, в этом отношении они с Глэдис нимало не заблуждаются. Именно необходимость свела их вместе, и притворство здесь излишне.

Мартин снова наполнил стакан и жадно отхлебнул маслянистую жидкость. Впрочем, на что ему жаловаться? С ребенком ему повезло. Чем больше он об этом думал, тем больше радовался негаданному отцовству. Как, должно быть, отрадно качать на руках малыша, зная, что у него твое имя, твои гены, обдумывать его будущее…

Глава «Фагерст импайр» хмуро усмехнулся. Невзирая на все достижения современной науки, для того чтобы обзавестись потомством, по-прежнему нужна женщина. Жена! А лучшей жены, чем Глэдис, и пожелать нельзя.

Красива, умна, образованна. Всю жизнь вращается в светских кругах, среди артистической богемы; до некоторой степени сама принадлежит к этому обществу. Глэдис украсит любую вечеринку или званый обед и — он ни минуты не сомневается — будет хорошей матерью.

Что до остального… что до остального, с ней и в постели скучно не будет. Не вечно же она станет ему отказывать! Долго не выдержит. Несмотря на все протесты, ее явно влечет к нему. Она страстная женщина, и в сексе толк знает. Если когда-нибудь Глэдис только посмеет бросить взгляд в сторону, он… он…

Стекло хрустнуло в кулаке, осколки посыпались на пол.

— Три тысячи чертей! — зашипел Мартин от боли.

На ладони выступила кровь. Он снова выругался, полез в карман за платком. И в это самое мгновение маленькая прохладная рука легла на его запястье.

— Дай посмотрю.

Незадачливый муж поднял взгляд, досадуя на самого себя за то, что утратил самообладание, и на жену — за то, что застала его в момент слабости. Дыхание у него перехватило. Как она прекрасна!

Длинное, белое, полупрозрачное одеяние облаком окутывало фигуру. Якоб, помнится, сравнил его жену с морской богиней. Но старик ошибся: безупречная красота любой богини непременно померкнет рядом с трогательной прелестью Глэдис.

Должно быть, она только что приняла душ и вымыла волосы. Новоявленная целительница склонилась над порезом, и волна потемневших влажных кудрей свободно рассыпалась по плечам.