– Джон умолял меня не обрезать волосы, – ответила она. – Они ему нравятся такими.

– Но ты выглядишь персонажем из «Алисы в стране чудес»! – фыркнула Паула. – Джон же взял тебя в жены не только для того, чтобы ты стала сестричкой для Лиз, а?

– Очень надеюсь, что так! – Спокойная по природе, Тина на этот раз была готова надерзить, и ей хотелось вложить в свои слова особый смысл, который Паула не могла не уловить. Суть ее реплики дошла до интриганки, которая сидела неподвижно, смотря на море, затем картинка плавно изменилась, как на киноэкране, и длинная белая рука сделала знак официанту, чтобы тот принес еще бокал пьянящего «Сэнгери». Тина решила гордо подняться и уйти, осмелев, словно мышка, намеревающаяся выпрыгнуть из своей норки. Ее пальцы уже взялись за соломенную шляпу.

– Я хотела бы тебе кое-что показать. – Паула щелкнула замком сумочки и достала небольшое портмоне, в котором хранились две цветные фотографии. Она передала портмоне Тине, которая взяла его дрожащей, выдающей ее волнение рукой. Мужчиной на снимке был Джон... Тогда он был мужем женщины, запечатленной на другой фотографии.

Разглядывая снимки, Тина забыла обо всем на свете, настолько поразило ее женское лицо. Брови вразлет, выразительные зеленые глазищи, тонкий прямой носик и ярко-алый изгиб губ. И волосы! Блестящие, рыжевато-коричневые, как у Паулы, мягкой волной спускающиеся к шее. Сердце Тины защемило от боли, потому что Джоанна была сказочно красива – неземная мечта каждого мужчины!

– Моя кузина, – пояснила Паула. – Первая жена Джона – та, которая утонула.

– Я поняла. – У Тины комок стал в горле. – Она была очень хорошенькой. Джон однажды сказал мне об этом, но слова тут бессильны, ведь у каждого свое представление о красоте – теперь я поняла, какой умной, элегантной и полной жизни женщиной она была.

Паула взяла бокал «Сэнгери», принесенный официантом, и поднесла к губам.

– Джон много говорит о Джоанне? – резко спросила она.

Немного удивленная, Тина взглянула на Паулу и отрицательно покачала головой. Несчастный случай с Джоанной стал не только гибелью чудесной женщины, но и пропастью, которую Джон хотел преодолеть, чтобы обрести способность зажить нормальной семейной жизнью. Но судьбе было угодно, чтобы эта пропасть становилась все шире и глубже. Эта боль не отпускала скульптора и омрачала жизнь вышедшей за него замуж Тины.

Она закрыла портмоне с фотографиями и вернула его Пауле. Ее бриллиантовые ногти блеснули в воздухе и нырнули в сумочку, но фотографии продолжали стоять перед мысленным взором Тины. Так вот зачем она мне их показала, подумалось ей. Дать мне понять, что она, Паула, способна увести мужчину от красавицы жены – что уж говорить о такой простушке, как я!

В этот момент послышался красивый мелодичный мужской голос, разорвавший молчание, повисшее между Тиной и Паулой.

– Леди позволят мне присоединиться к ним? – произнес незнакомец.

Тина, вздрогнув, подняла голову и встретилась с взглядом золотисто-карих глаз под копной выгоревших на солнце волос. Безукоризненный тиковый костюм ладно сидел на столь широких плечах, что Тина невольно залюбовалась ими. Незнакомец широко улыбнулся, обнажив великолепные зубы. Забыть такого человека нельзя, он был эффектен во всех отношениях – как тогда, когда несся по аквамариновым волнам в одних плавках.

– Дасье! – улыбнулась Паула, протянула ему худую руку для поцелуя. – Конечно, можешь к нам присоединиться. Что будешь пить?

– Я попросил официанта, чтобы он принес мне ром «Клемент», – весело улыбнулся он, с обворожительным сожалением отпуская руку собеседницы.

– Ты был так уверен, что мы захотим принять тебя в свою компанию? – игриво подколола его Паула.

– Мужчину, который уверен в себе, женщины всегда принимают. – Он перевел насмешливый взор с Паулы на Тину. – А почему ты не представишь мне этого очаровательного ребенка?

Левая рука Тины с обручальным кольцом на пальце лежала у нее на коленях, а волосы свободно падали на плечи. Скорее всего, этому стреляному воробью с задорно сверкавшими золотыми глазами она действительно казалась ребенком. А как истинный француз, он не мог обойтись без комплимента.

– Это молодая жена Джона Трекарела, – сообщила ему Паула. – Тина, познакомься с Дасье д'Андремоном, тем опасным холостяком, о котором я тебе говорила.

– Как поживаете, мистер д'Андремон? – Тина протянула Дасье руку, очень стараясь не покраснеть, что с ней частенько случалось в щекотливых ситуациях, ведь она относилась к тому типу женщин, кого при желании могла вогнать в краску даже Паула. Ее правая рука ощутила теплое прикосновение мужских губ, затем француз присел рядом и смерил ее долгим, оценивающим взглядом.

– О, так вы та самая новобрачная, о которой на Санта-Монике судачат все кому не лень? Очень приятно познакомиться с вами, миссис Трекарел.

– Благодарю. – Тина ответила ему смущенной, но искренней улыбкой. Она была готова побиться об заклад, что у этого обаятельного тридцатилетнего холостяка за плечами не одна дюжина романов, ни один из которых не развился до опасной близости к матримониальным сетям. Казанова, опасный мужчина для любой женщины, если только она не отдала свое сердце другому.

Принесли ром Дасье, и он поднял свой стакан и качнул им в сторону Тины:

– Здесь живет один андалузец, я обожаю его рассуждения о браке. По его словам, если вы любите дыни, то, перепробовав сотню, обязательно найдете одну хорошую. То есть когда-нибудь надежды обязательно оправдаются.

– Надо сказать, твои суждения о любви, Дасье, довольно циничны, – заметила Паула, вытаскивая сигарету из его поблескивающего на солнце портсигара с монограммой.

Когда он предложил сигарету Тине, та отрицательно покачала головой и увидела, как дрогнули его золотые ресницы. Поднося зажигалку к сигарете Паулы, он прищурился, и выражение его глаз стало еще более насмешливым. Затем прикурил сам, с наслаждением выпустив дым из ноздрей римского носа, словно выточенного античным скульптором.

– А разве мы все не становимся циничными в любви, когда она к нам приходит, Паула? – Дасье откинулся на спинку кресла, смотря в пространство между двумя женщинами столь безмятежно, как может это делать только человек с галльской кровью в жилах. – Это как болезнь, от которой у некоторых из нас есть иммунитет, но я не собираюсь прожить жизнь без того, чтобы время от времени поддаваться ее приступам.

– Я думала, что французам свойственно романтическое отношение к любви, – кокетливо возразила Паула.

– Не только к любви, дружок. А теперь о браке. Когда мы вступаем в брак, то не ждем, что все пойдет хорошо само собой, а знаем, что придется приложить какие-то усилия. Именно после свадьбы романтики в отношениях должно становиться все больше. Для сравнения: разве не больше удовольствия мы получаем от владения машиной, которой управляем все лучше и лучше; разве она не делается более отзывчивой, мягко урча двигателем в ответ на наши действия, вместо того чтобы упрямо сопротивляться, когда мы стараемся выжать из нее все, что можно.