говорю. Была у меня шальная мысль тогда, когда уходили:сбежать и записаться к Наджибу добровольцем. Хоть рядовым и за однукормежку. Не решился. Потому что тогда я еще рабом был, понимаешь? Рабомприказа, дисциплины, законов... И потом большинство-то ребят домой хотели. Ятоже делал вид, что радуюсь. Не хотелось дураком и белой вороной быть. - Стадный инстинкт, - согласился Ваня, - это мне тоже известно. На менятоже как на дурака смотрели, когда я на зарядку в роту прибегал, хотя никтомне не приказывал. - Во-во! Вот я сейчас думаю, семь лет спустя, а что б было, если б я всеже сбежал? Верней всего, афганцы меня бы не взяли, а вернули в наручникахнашим родным особистам. И сел бы я капитально, лет на десять, за самовольноеоставление части в боевой обстановке. Но могло быть, скажем, так, чтоафганцы меня у себя оставили? Один шанс из тысячи - но могло быть. И если боб этом узнали другие, которые так же, как и я, не хотели оттуда с набитоймордой уходить, они бы тоже добровольцами остались. И черт его знает, каквсе тогда повернулось бы - может, и генералы бы на своего партийногоруководителя как-нибудь повлияли? Если б увидели, что есть ребята, которымне только чеки с видюшниками и новые звезды нужны, но и за державу обидно? - Маловероятно, - покачал головой Ваня. - Да, - вздохнул Фрол, - но все-таки стоило попробовать... - Значит, как я понял, для вас бандитизм - освобождение от рабства? - Да. Я свободен, абсолютно свободен. Нет такого закона, которого я немогу нарушить при желании. Меня могут убить, могут запереть в тюрьму, но вомне нет того внутреннего надсмотрщика с плеткой, который орет: "Низ-зя!" - Но ведь вы главный, а остальные-то вам должны подчиняться, хотят ониили не хотят? - А я не держу у себя тех, кто не понимает меня и не принимаетдобровольно моих правил игры. Вот ты в любой момент можешь сказать "нет" - ипослезавтра встретишься с папой. Или, может быть, с военным прокурором, еслиочень того захочешь. - То есть вы придумали для меня три варианта, а теперь говорите, чтоб ясвободно выбирал? - Нет, ты можешь предложить четвертый, и пятый, и даже шестой, еслипридумаешь, готов их с тобой обсудить. Ваня задумался. Ничего в голову не шло. Между тем зуд какой-то ужепоселился в его душе. Точно ведь, спровадит к отцу. Конечно, там его втюрьму не отдадут. Папаша скорее сам сядет за взятки, чем позволит Ванюпосадить. Но зато возьмет в такие ежовые рукавицы, что не вырвешься. Ибесспорно, превратится Ваня в раба. Папа с мамой наденут на него золотойошейник, прикуют к импортной тачке, запрут в трехэтажном бараке с бассейноми сауной, сами найдут для него нужную в хозяйстве жену... Может быть,отправят учиться в какой-нибудь заморский край, где ему шагу не дадутступить без всяких там милых и предупредительных надсмотрщиков инадзирателей. И так пройдет жизнь. Если, конечно, не грянет новый 1917 годсо всеми вытекающими последствиями. А ведь дедушка Егора Тимуровича уже в 16лет полком командовал! В 16, черт побери! Бонапарт в двадцать с чем-тогенералом был. Ване же уже двадцатый идет, а он - рядовой. Никто! И емунечего будет вспомнить в старости - разве что эти вот два дня, после побегаиз части... - Ну как, придумал? - спросил Фрол. - Ты можешь не спешить. Посиди ещемаленько в своей комнатке, поразмышляй... Если до вечера ничего неизобретешь, то буду считать, что ты согласен на второй вариант, то естьехать к папе за небольшой выкуп. - Нет, - набравшись духу, произнес Ваня, - я хочу быть бойцом. И в общеммне плевать за что, лишь бы это было интересно. - Хорошо сказано, - усмехнулся Фрол, - по крайней мере откровенно.Интересно будет, обещаю. Но и опасно будет, и страшно. Еще раз подумай! Тысейчас, может быть, судьбу свою определяешь. Учти, я тебя за этот вариант неагитирую. Ты его сам выбираешь, понял? Мне приятно, что ты этот выборделаешь, но все еще сомнительно - все ли ты осознал? Может" все-такивернешься к отцу? - Нет, - твердо сказал Ваня, стараясь, чтобы у Фрола не было никакихсомнений. - Я хочу стать бойцом. - Посмотрим, сможешь ли. Одного хотения мало. Ты пока посиди ещечуть-чуть в одиночестве. Полчасика, ну, может, час. Позавтракай, кстати. Иподумай, подумай как следует! Ведь через день можешь разочароваться. Дажечерез час. Думай! Фрол подмигнул охранникам, те молча подошли к Ване и, бережно взяв егопод локти, отвели в камеру. Водворив Соловьева на место и заперев дверь, бойцы вывели из камерыВалерку, только что съевшего на завтрак отличную пшенно-гороховую кашу стушенкой и вволю наевшегося хлеба, масла и сахара. Его путь также лежал нааудиенцию к Фролу. Тут разговор получился совсем иной - и по продолжительности, и постилистике, и по содержанию. - С добрым утром, - мрачно поприветствовал Русакова Фрол. - Ну как, незамерз? - Живой же, видите? - ответил Валерка. - Это хорошо, что живой. Будет кого расстреливать. Валерка этого не испугался, как ни странно. Потому что не поверил.Слишком уж хорошо поел перед встречей с Фролом. - Что молчишь, воин? - спросил Фрол. - А чего говорить надо? Я ж не знаю. - Ну, хоть бы поинтересовался насчет своих перспектив в этом мире. Илитебе все до фени? - Не все. Только все равно - я пешка. Чего придумаете, то и будет. Какиетут перспективы, и так ясно... - Ну, я тебе их все-таки доведу, чтоб знал. Первая: сдать тебя ментам илисразу комендатуре. Это без разницы. По совокупности преступлений тебе можетвполне вышак набежать. Ну, из уважения к твоему юному возрасту и всяким тамсмягчающим обстоятельствам могут тебе скостить до пятнашки или десятки, ноне более того. Но в СИЗО тебя, как мне мыслится, удавят. Потому что тысильно обидел одного крутого дядю. Он, может, и проявит снисхождение, узнав,что у тебя было трудное детство, попросит, чтоб тебя по-быстрому пришили.Жить, однако, не даст. Ты много знаешь, еще наговоришь следователям лишнего. Вторая перспективка такая. Лично для меня и многих моих корешков самаяспокойная и безопасная. Кончить тебя здесь, не мучая и ничем не интересуясь.Потом пихнуть в топку котельной, а то, что останется, размолоть в порошок.Не страшно? - Вам видней, - пробормотал Русаков. - Живым в печку - страшно, а мертвым- начхать. Короче, я сам себе гроб выбрал, когда Тятю с товаром к вам повез.Надо было грохнуть его там, суку, а порошок ваш сжечь к свиньям. И катить намашине, пока бензина хватит. - Смело говоришь, юноша! - скривил рот Фрол. - Ну а если тебя и впрямьживым в топку бросить? - С вас станется, - еще злее, должно быть, от отчаяния проговорилВалерка. - Знал, к кому в пасть лезу, дурак! Тяте вашему передайте, что я кнему по ночам приходить буду, как Фредди Крюгер с улицы Вязов. Пока несдохнет, пидор гребаный! Фрол не сумел удержать на лице суровую мину. Даже улыбнулся. - Нормально! Уважаю, - произнес он почти серьезно, - - А раз так, то изуважения могу предложить тебе то, чем тебя заманивал Тятя. То есть чистуюксиву, немного деньжат и гражданку по размеру. А дальше - крутись какхочешь. Правда, есть опасность, что на воле ты долго не