Они ждали. Солнышко тронуло легкие занавески, кухонный стол окружили жаркие солнечные лучи. Йельм открыл дверь на балкон и вышел туда вместе с Чавесом.

— Видишь дымовую трубу, вон там, самую высокую? — спросил Чавес, указывая пальцем сквозь два больших соседских сада. — Это дом Блумгрена. Вон там мы вчера мерзли в «вольво» Нурландера. А он был здесь, совсем рядом. Может, видел нас и посмеивался.

Йельм пожал плечами.

— Наверное, мы должны были бы почувствовать его присутствие, — пробормотал Чавес, греясь в солнечных лучах. — Como en casa,[16]— с удовольствием протянул он.

— Как дома? — понял его Йельм. — Где?

— Ржаное поле, — сказал Чавес и вошел в дом. — Naci aqui,[17]— услышал Йельм напоследок.

В кухне стоял главный техник-криминалист Брунольф Свенхаген и, заглядывая в блокнот, произносил стандартные фразы, которые, несомненно, не были в нем записаны.

— Мы, конечно, пропылесосим дом в течение дня. Но как обычно, пока никаких следов. За исключением пули. Он вытащил одну пулю, но оставил вторую. За это можно зацепиться. Мы изучим ее как можно скорее. Могу сказать лишь то, что она мне не очень знакома. Не принадлежит к шести-семи известным маркам.

Он вернулся в гостиную, где двое его подчиненных все еще ползали по дивану и полу. Йельм увидел, как уложенную в черный пакет ношу медленно пронесли к выходу под надзором доцента Кварфордта.

В кухне царило скорее сонное, чем рабочее настроение. Была надежда, но она обманула. Такое бывает. Досадно, что разбили бровь младшему Рикарду Францену, когда Нюберг прижал его к ковру. Начальник отдела Вальдемар Мёрнер уже подготовил в бухгалтерии счет на случай предъявления требований о возмещении нанесенного вреда.

— Теперь все по новой, — разумно заметил Хультин. — Собственно говоря, директор Карлбергер гораздо лучше подходит на роль жертвы, чем неподкупный судья. В том, что преступления каким-то образом связаны с торговым бизнесом, теперь уже нет сомнений. Йельм может продолжать разрабатывать гипотезу о том, что это наносит вред ордену Мимира, и заодно разрабатывать также менее значимую линию Диониса. Не забудьте также о гостевых книгах гольф-клуба. Но в общем и целом тайны бизнеса пока становятся основной линией расследования. Мы можем даже добавить сюда еще одного человека. Нюберга. А Хольм будет продолжать исследовать личную жизнь. Нурландер распутывает международную нить. Если верить Свенхагену, то очень возможно, что пуля иностранная. Это предстоит исследовать. Еще одна неразрешенная загадка — почему пуля осталась в стене? Это случайность? Или намеренное действие, чтобы оставить след? В таком случае — для чего? Чтобы ввести нас в заблуждение или чтобы поиграть с нами? Или это сделано потому, что он хочет тем или иным способом ускорить ход событий? Или он просто-напросто совершил первую ошибку? Кажется неправдоподобным. Несомненно, должна быть какая-то цель у того, кто отдал свою пулю на исследование в нашу лабораторию. Подумайте над этим. Подытоживаю: Нурландер — международная нить, Хольм — личные связи, Чавес, Сёдерстедт, Нюберг — бизнес, Йельм — сексуальный вопрос. Как только я хоть что-то услышу от главного техника-криминалиста Брунольфа Свенхагена, я сразу вас вызову. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Во всяком случае таких, на которые Хультин мог бы ответить.

Они оставили великолепную виллу на попечение техников-криминалистов.

Хультин услышал новости от господина главного техника-криминалиста Брунольфа Свенхагена в 11 часов 22 минуты третьего апреля. Уже в 11.51 группа собралась в том самом зале, который с легкой руки Чавеса теперь уже даже официально назывался «Главным штабом». Вальдемар Мёрнер, по его словам, одобрил это выражение «целиком и полностью». Когда Хультин позвонил всем по местному телефону в 11.23, все оказались в своих комнатах, все, кроме одного.

Йельм в это время сидел в подвале в переулке Сталльгрэнд, в Старом городе. Там не брала мобильная связь. Хранитель Клёфвенхьельм набрал имя «Карлбергер, Нильс-Эмиль» на своем маленьком компьютере под колпаком, но не нашел такого имени в списке. Нильс-Эмиль Карлбергер никогда не был членом ни ордена Скидбладнира, ни ордена Мимира. А возможно, и никакого другого ордена.

В 11.35 Клёфвенхьельм отодвинул тяжелый занавес, скрывавший самую большую святыню ордена. В 11.41 Пауль Йельм вышел из ниши и поклялся всем самым святым, что никогда не расскажет о том, что он там видел. Он сдержал свое слово. В 11.42 он, выходя из узкого переулка, принял сообщение Хультина о собрании группы. В 11.51 он вошел в «Главный штаб». В 13.09 Йельм громко рассмеялся, услышав это название, которое Чавес со смехом сообщил ему.

А до этого в «Главном штабе подразделения А Государственной криминальной полиции» — так полностью звучало название этого помещения — произошло следующее.

Ян-Улов Хультин сообщил, что новость о смерти Нильса-Эмиля Карлбергера, главы концерна «Карлбергер», еще не попала в средства массовой информации. По-видимому, к большому облегчению Хультина, утечки в «Группе А» нет, сообщил он с неизменно спокойным выражением лица.

— Как я и подозревал, — скромно продолжал Хультин, — оставленная на месте преступления пуля оказалась совсем не обычной. Свенхаген провел химический анализ расплющенных кусочков свинца и пришел к очень странному заключению. Если кратко передать суть того, что станет огромным рапортом из криминалистической лаборатории, то речь идет о неочищенном свинце с уникальным составом. Это просто-напросто чертовски дрянные пули, и именно такие пули производятся на маленькой заштатной фабрике в городе под названием Павлодар в современном Казахстане. Вы знаете, это родина Владимира Смирнова. Утром Свенхаген связался с отделом техников-криминалистов Интерпола, откуда он и получил эту информацию. После распада Советского Союза у фабрики возникли трудности, потому что в условиях рыночной экономики на ее низкокачественную продукцию не оказалось спроса, в связи с чем она сделала, как выражается Свенхаген, «безошибочно верный выбор» и закрылась. Однако оставался склад готовой продукции, судьба которого неизвестна. Интерпол высказался однозначно: попал к мафии.

Хультин взял паузу. Возможно, он ждал реакции на свои слова, но ее не последовало. А может быть, он просто переводил дыхание. Вскоре он продолжил:

— Насколько мы знаем, русская мафия очень разнородна. Собственно, мы совсем мало знаем о ней, пугающе мало, если представить себе, что она в каком-то смысле уже пересекла Балтийское море. Она давно доминирует в подполье Хельсинки, и есть признаки того, что Стокгольм — следующий ареал ее распространения. В своем абсолютном большинстве она состоит из придурков, которые сполна испытали на себе тяготы рыночной экономики. Выживает сильнейший. Но есть также и часть мафии повыше уровнем, которая связана с крайне националистическими силами России и Прибалтики и имеет тесные контакты с заправилами мафии в Италии и США. То, что в доме трех убитых за последние дни представителей крупного шведского капитала обнаружены именно эти пули, рисует перед нами пугающую перспективу, с которой, конечно, столкнулись не мы первые. Мы уже видели удивительную демонстрацию силы со стороны представителей полицейской службы безопасности на вилле в Дьюрсхольме, когда они как будто решили вдруг выступить из тени и показать нам, что тоже работают с этим делом. И они наверняка усиленно трудятся под контролем службы безопасности в Лидингёвэгене и в других местах.