Хультин вздохнул, выпил глоток воды и продолжил тем же ворчливым голосом:

— Комбинация способа убийства и использованного оружия действительно дает повод для беспокойства. Как мы вчера слышали, Нурландер разыскал три международные организации, «почерк» которых — убийство жертв двумя выстрелами в голову. Одной из них, как вы слышали, является русско-эстонский преступный клан, главарем которого выступает известный, неизвестный или частично известный господин под именем Виктор-Икс. Каким образом наши убийства связаны с его группой, пока неясно. Эту линию нужно проработать. Все это несколько сбило порядок нашего расследования. По дороге сюда я встретил в коридоре Мёрнера. Он сообщил мне, что из-за «пугающей связи с советской государственной мафией» прикрепляет к нам еще двоих людей. Оба они из налоговой полиции. Они снимут с нас нагрузку, касающуюся финансовых вопросов, и сами изучат их с тем, чтобы мы направили свои усилия на самое важное — изучение возможных связей с русской мафией. Таким образом, те из вас, кто работал с бизнес-частью расследования, освободятся от нее и займутся другими направлениями а’ля Йельм. Мы вовсе не собираемся зацикливаться на русском следе. Нюберг, пока ты не занялся вплотную вопросами финансов, я ставлю тебя в пару к Нурландеру для поиска информации о банде Виктора-Икс. Итак, мы зайдем с двух флангов и попробуем изучить советский и шведский следы этой мафии. В какой-то момент эти два следа должны пересечься и слиться.

— Вы слишком полагаетесь на Мёрнера, — заметил Йельм.

— Целиком и полностью.

Раздался стук, и в двери показались двое: высокий блондин с почти прозрачной кожей, которому еще не исполнилось и тридцати, и столь же молодая темноволосая женщина чуть повыше среднего роста. Как пара они производили странное впечатление.

— Отлично, проходите, — сказал Хультин. — Садитесь. Мы как раз начнем говорить о житье-бытье господина Карлбергера. Это два новых члена «Группы А» — Билли Петерсон и Таня Флорён. Нам удалось выделить для них комнату 305. А теперь: есть ли у кого-нибудь информация о Карлбергере помимо его бизнеса? Черстин?

Черстин Хольм покачала головой и ответила:

— Сейчас в город едут его жена и сыновья. Я возьму у них показания.

— А свободное время? Йельм?

— Как Даггфельдт и Странд-Юлен, Карлбергер играл в гольф и плавал на моторной яхте, по всей вероятности, настоящем шикарном крейсере, приписанном к Лидингё, и не спрашивайте меня почему. Однако четко прослеживается та же связь с гольф-клубом: как и предыдущие двое, он был членом Стокгольмского клуба и играл в Кевинге. Он не был членом ни ордена Мимира, ни какого-то другого, насколько я смог узнать.

— Тогда этот след возьмем пока в скобки, — сказал Хультин и нарисовал вокруг него на доске квадратную рамку. Ни намека на вчерашнее панибратство, царящая тишина подразумевала порядок. Хультин продолжил, обращаясь к следующему: — Арто Сёдерстедт отвечает за предпринимательство. Сёдерстедт?

Арто откашлялся и слегка подтянулся, как будто готовился прочесть лекцию или проповедь. На мгновение Йельму показалось, что это тонкое белое лицо принадлежит вовсе не полицейскому среднего звена. Неправильный человек на неправильном месте. Волк в овечьей шкуре. Пока Сёдерстедт говорил, такого рода клише так и вертелись у Йельма в голове.

— Итак, речь идет о трех людях. У каждого из них своя группа предприятий, которая приближается к настоящей бизнес-империи, однако не является ею. Наши жертвы осторожны, богаты и обладают властью, но не принадлежат к знаменитостям. Структура их бизнеса похожа. В центре одна-две финансовые фирмы, вокруг них скопление различных более мелких фирм, где они являются совладельцами. Важно отметить, что все три наши жертвы — капиталисты нового типа, получившие свободу действий лишь в восьмидесятые годы и не занимавшиеся производством. Такие люди перенаправляют денежные потоки, их благосостояние не приносит выгоды никому, кроме них самих, — это касается и создания рабочих мест, и уплаты налогов. То, что еще несколько лет назад считалось уделом бандитов — отмывание денег, их перераспределение, ростовщические конторы и в конце концов исчезновение денег, — все это стало сейчас официальным бизнесом. Открытие Фельдтом в восьмидесятые годы границ позволило буквально выгребать деньги из страны лопатой. Все благосостояние восьмидесятых оказалось воздушным шаром, который сдувался прямо у нас на глазах в течение следующего тяжелого десятилетия. Государственные чиновники читали цифры прибыли в розовых очках и радовались. Радовались и финансовые воротилы, но совсем по другой причине. Под радостные мазохистские возгласы государственных финансистов они вытягивали соки из государства.

Сёдерстедт умолк. «Группа А» с изумлением смотрела на него — странный обзор деловой деятельности Карлбергера.

— Политическая составляющая интересует нас в минимальной степени, — корректно отозвался Хультин.

Сёдерстедт огляделся. Как будто бы вдруг вспомнил, где он находится. Йельм был почти уверен, что видел пар, поднимающийся из-за воротника рубашки Сёдерстедта. Тот собрался и продолжил на своем звучном финско-шведском:

— Я хотел подвести вас к двум моментам. Во-первых, общая связь с тем общественным настроем, о котором я говорил ранее, с возвеличиванием серийных убийц в США, с героизацией совершеннейших аутсайдеров, полностью презревших все общественные нормы, и без того трещащие по швам под давлением денег. Мы сидим на пороховой бочке. Во-вторых, особая связь с нашим случаем. А что если мы имеем дело с человеком, который ведет или думает, что ведет, дьявольскую охоту, с человеком, который заметил эти трещины в общественных стенах и ринулся в безумный водоворот этой игры? Позвольте мне выразиться так: с человеком, который считает, что увидел истинное лицо невидимых властей предержащих, и который поклялся показать его всем. Умный безумец, самая страшная из всех комбинаций. Он увидел эту связь, заметил более или менее мистические совпадения и предъявил их миру кровавым способом в день смерти Сведенборга.

— Поясните, пожалуйста, — наконец перебил его Хультин, — вы считаете, что эти убийства имеют политическую подоплеку? Терроризм левых сил?

— Не терроризм, нет. Я бы не стал так утверждать. Но в какой-то степени политический след здесь есть. Кто-то много размышлял об этом и пришел к определенным выводам, возможно, правильным с точки зрения анализа, но ошибочным с точки зрения практической. Давайте вспомним. Середина девяностых. Мы столкнулись с жесточайшим кризисом. Он затронул многих, но, наверное, только сейчас стали очевидны его механизмы.

Молчание в зале длилось довольно долго. Речь Сёдерстедта, безусловно, произвела впечатление. Новоприбывшие Билли Петерсон и Таня Флорен сидели, раскрыв рты и соображая, куда они попали. На лекцию в университет? На собрание группы заговорщиков-теоретиков? Или к полицейским, чей интеллект и упрямство всегда мешали их продвижению по службе?

Йельм попытался поддержать беседу:

— Итак, три представителя нового капитализма, — заключил он. — Возможностей много. Все указывает на Восточную Европу. Мафиозные проблемы при становлении независимых государств в Прибалтике? Использование деловых связей с прибалтийскими странами? Но ведь Восточная Европа не ограничивается этими тремя государствами. Чисто политические мотивы? Месть — личная, профессиональная? Что еще?