— Может, ты и прав.

— Нет, да вы же сами не верите! Какие же причины, — не успокаивался Плетнев, — на самом-то деле?

— Их две… Первая: личная заинтересованность в связи с нашей дружбой с Турецким. А вторая… Я привлек к расследованию «оборотня в погонах».

— Час от часу не легче! Кого это? — удивился Плетнев. — Не меня же, надеюсь? — сказал он в шутку, но в голосе послышалась легкая обеспокоенность. — Да и не в погонах я больше…

— Ты тут ни при чем.

Он переложил кистевой эспандер из правой руки в левую и принялся за дело. Пока ноги не работают, самое время разрабатывать руки. Вдруг придется кому-нибудь по репе дать, а рука не поднимется?! Не в смысле моральной дилеммы, а в смысле физических возможностей, ха-ха! Хотя кому тут давать по репе? Разве что какому-нибудь эскулапу особо ретивому?

Впрочем, дело хоть и медленно, но ощутимо шло на лад, по крайней мере, он уже не лежал день-деньской в койке, а мог перемещаться в специальном кресле. Когда никто не видел, Турецкий ездил по коридору что было мочи, но в основном приходилось довольствоваться небольшим пространством больничной палаты.

Это хорошо, что Ирка взяла к себе этого мальчишку, думал Александр Борисович. По сути, она ведь сейчас совсем одна. Нинка грызет науку в своем Кембриджском колледже, что само по себе совсем неплохо. (Туда ее помогли устроить приятель Турецкого, шеф международного антитеррористического центра «Пятый уровень» Питер Реддвей, и его собственный приятель, знаменитый английский разведчик в отставке.) Так что у Ирины, несмотря на всю ее «музыкально-психологическую» занятость, навалом свободного времени и, как это ни больно, — нерастраченных материнских сил. Она ведь так ждала этого ребенка… И потеряла его из-за треклятого взрыва. Этот выкидыш Турецкий буквально чувствовал, ему самому будто что-то отрезали… Что же тогда чувствовала Ирина? Страшно было даже представить.

Наверно, сейчас он любил жену как никогда прежде, и все же постоянное присутствие в больнице начинало тяготить его, мешало сосредоточиться на деле. В общем, такая ее неожиданная занятость оказалась терапией для всех.

Господи, сколько утраченных жизней… Неродившийся ребенок… Денис Грязнов…

Думать о Денисе было не менее больно и мучительно, ведь он был совершенно родной и близкий человек. И если Грязнову-старшему он приходился настоящим племянником, то сейчас, когда Дениса не стало, Турецкий окончательно понял, что он был его братом, младшим и бесконечно любимым.

Но действительно ли не стало Дениса?

Последнее время Александр Борисович много размышлял на эту тему — отрицания смерти. Не думать об этой материи не получалось. Воспоминания о Денисе никуда не исчезали и были такими осязаемыми, словно существовал виртуальный Денис — каким он мог бы быть теперь. Иногда появлялось чувство, что он стоит за дверью, вот прямо сейчас постучит, войдет, тряхнет своей рыжей шевелюрой и начнет со смехом рассказывать о своих «лоботрясах-сыщиках», каждый из которых на добрый десяток лет его старше и каждый из которых относился к нему с огромным уважением и слушался беспрекословно.

Хотелось надеяться, что Денис счастлив в своей жизни после смерти, но так как Турецкий был воспитан безо всяких верований, то не имел никакого представления о загробном мире. В прошлом он старался убедить себя, что после смерти нет жизни, но, как оказалось, не смог. Так что теперь, наверное, чисто интуитивно он чувствовал — что-то там такое есть… Где-то же Денис должен был сейчас быть?!

Через несколько минут интенсивных упражнений Турецкий отложил эспандер и покосился на папку, которая лежала на подоконнике. Там была фотография и краткие сведения о человеке по имени Георгий Грозов, воевавшем вместе с Плетневым в Анголе. Папку привез Меркулов, ему не удалось получить эту информацию в ФСБ, что само по себе было неудивительно, учитывая, насколько неохотно главное секретное ведомство страны делится какой бы то ни было информацией вообще и о своих сотрудниках — в частности. Но нужные сведения смог раздобыть Алексей Петрович Кротов — через свои личные каналы. Недаром он столько лет оттрубил и в ФСБ, и в разведке МВД. Все связи остались при нем, и для него на свете не существовало намертво запертых сейфов. В данном случае, как следовало из намека Меркулова, произошло проникновение в архив ГРУ — Главного разведывательного управления.

Примечательно было вот что. По словам Плетнева, его боевой товарищ Георгий, которого так любили дети, не то погиб, не то пропал без вести. Однако, по сведениям, которые раздобыл Кротов, Грозов вернулся из Анголы.

В папке были, разумеется, сведения более чем двадцатилетней давности, и Турецкий сомневался, что они помогут. Обычный парень, нормальный спецназовец. Родом из Липецка. Родители давно умерли, братьев и сестер нет. Не женат, детей нет. Служебные характеристики. Исполнителен, инициативен. Боевые задания. Награды. Проследить его дальнейшие шаги после Анголы, как надеялся это сделать Меркулов, не удалось. Человек исчез, как в воду канул. Бывает и такое. Но вот фотография… Она почему-то не давала Турецкому покоя. Спокойное, дружелюбное лицо, прямой взгляд. Таких лиц тысячи, миллионы, таких людей Турецкий встречал за свою жизнь видимо-невидимо, но Грозова он не знал, в этом не сомневался ни секунды. Однако его лицо что-то неуловимо напоминало, причем отнюдь не из далекого прошлого. Конечно, снимку было слишком много лет, чтобы судить наверняка, вполне возможно, Грозов сильно изменился, но было в этом лице что-то такое, что Турецкого тревожило.

Человека, с которым, по словам Плетнева, Георгий общался больше, чем с остальными, звали Ринат Алиев. Биография его и послужной список были схожи со всеми прочими. Военную карьеру он также продолжать не стал. Правда, мусульманин, очень верующий. В те времена такие вещи не особо кого-то волновали, был бы профессионал хороший. Но сейчас это может иметь коренное значение. Если связь Грозова с Алиевым не прервалась или возобновилась и Алиев исламист, ваххабит или что-то в этом роде, то Грозов — более чем реальный кандидат на роль организатора взрыва. И значит… значит… взрывы могут продолжиться.

Александр Борисович нажал на кнопку вызова медсестры. Она появилась через пару минут.

— Я хочу поговорить с моим доктором.

На физиономии медсестры появился легкий испуг.

— Что-нибудь не так, Александр Борисович?

— Да все в порядке, — с досадой сказал Турецкий. — Не собираюсь я ни на что жаловаться. Просто мне надо кое о чем побеседовать с ним, понимаете?

— Он сейчас заканчивает обход, я передам вашу просьбу.

— Очень любезно с вашей стороны, — буркнул Турецкий.

Доктор появился через полчаса.

— Здравствуйте, тезка, — Александр Сергеевич пожал Турецкому руку и остался вполне доволен уже достаточно крепким рукопожатием. — Как чувствуете себя?

— Не о том речь, — сказал Турецкий. — Речь о том, что я не чувствую.