Отсутствовала Наталья минуты три, не более. Дверь отворилась, и на пороге появилась Варя, простоволосая, взволнованная. Черная, накинутая на сорочку шаль, вся трепыхалась, словно крылья, вот-вот взлетит. Да и сдавленный крик, вылетевший из открытого в восторге рта, был похож на птичий клекот. Сестры обнялись. Наталья без улыбки смотрела на трогательную встречу.

– Глашенька, неужели ты? А я заблудилась. Темнота, глаз выколи. И ведь ни у кого не спросишь. Все спят!

– Я вас оставлю, – перебила сбивчивую речь Наталья. – Вернусь через полчаса и выведу вас тем же путем. Только не шумите здесь. Говорите тихо. А то неровен час…

Глафира не больно-то вслушивалась, о чем толкует красавица. Не до того было. Есть Бог на свете, и ангелы-хранители летают в небе, раз ей удалось обнять сестру. У Вареньки в глазах стояли слезы.

– Сядем.

Они опустились на лавку и замерли, рассматривая друг друга. Но Варя не умела долго молчать. Она была взволнована до крайности, ее даже бил легкий озноб, поэтому она говорила быстро, не находя нужных слов отчаянно жестикулировала, нарушая тем привитые правила поведения, а потом, словно опомнившись, резко опускала руки и чинно складывала их на коленях.

– Все это невероятно, Глашенька, право слово. Я ведь перепугалась тогда в Летнем саду. В старших классах многие воспитанницы уже знают, кто будет их жених. У иных есть воздыхатели, а у меня никого. Правда, я думаю, что белые девы сами себе придумывают воздыхателей-то. А тут вдруг в саду я увидела молодого человека. А вдруг это мой воздыхатель назвался твоим именем и письма мне пишет? Все в голове смешалось. Ты меня в такой трепет привела!

– Да будет тебе, Варенька, давай говорить о главном. У нас мало времени.

– Давай о главном, – согласилась Варя, но тут же рассмеялась и сбилась на «а помнишь?»

И опять зашептала страстно, оживляя не только маменьку, папеньку, гувернанток и нянек, но призывая в помощь призраки комнат, лестницы на второй этаж, иконостас в детской, полукруглое окно с немецкими витражами, незабудки на клумбе и сосульки в каретном сарае. Глафира слушала и радовалась, что так много успела рассказать Варе в письмах. В противном случае, оглушенные встречей, они бы вообще ничего не успели обсудить.

– Какая ты отчаянная, Глаша. Решилась на побег. Да еще в мужском платье. Это так романтично. Как жалко, что я не могу рассказать об этом девочкам. Совсем как во французском романе. Ты ехала одна по пустынным полям…

– И еще по лугам, по лесам, – перебила ее со смехом Глафира. – Если бы тебя за старика стали сватать, ты бы тоже сбежала. Этот Баранов на гнома похож, глаза косят и нос, как у троля.

– Как у моего Петруччи? Ты что, забыла? Тебе папенька куклу-гнома подарил, ручки-ножки фарфоровые. Я этого гнома полюбила, и ты мне его передарила.

– Ах, Варенька. Я ведь приехала твоей помощи просить, а теперь вижу, как это глупо. Ты совсем еще ребенок!

– Вот уже нет!

– Ребенок и живешь в клетке, никого не видишь.

– Как же не вижу? У нас на театре много народу бывает. И великий князь, и великая княгиня Наталья Алексеевна. Такая красавица! И другие вельможи, даже иностранные министры.

– Мне не нужны иностранные министры, – вздохнула Глафира, кляня себя за излишнюю практичность (что пристала к ребенку?). – Мне нужно найти сильных людей из тех, с кем папенька был дружен.

Варя стала загибать пальцы.

– Папенька был дружен с князем Шербатовым, но он в Москве, еще со старым князем Куракиным, но он умер. Про графа К. ты писала, он в Лондоне. Но мы найдем благодетеля. И господин Бецкий нам может помочь. Он добрый.

– Это самый главный начальник в вашем обществе, да? Я слышала. Странная у него фамилия.

– Иван Иванович наш попечитель. А фамилия у него такая, потому что он рожден вне брака. Батюшка его князь Трубецкой.

– Так он бастард? Как я?

– Не люблю, когда ты так говоришь, – поморщилась Варя. – Ты моя любимая сестра. И у Бецкого есть любимица, – можно сказать, фаворитка, – добавила она лукаво.

– Ты?

– Не-ет. Я сама по себе. Любимая – это Глаша Алимова. Она удивительная. Государыня заказала художнику написать ее портрет.

– А тебе не обидно, что твой портрет не пишут?

– Нет, не обидно. Я ведь не очень умная и совсем без талантов, – пожала плечами Варенька. – А Алымова прелесть. Она все знает про Бецкого, и говорит, что он «дитя любви». Его батюшка Иван Юрьевич Трубецкой попал в шведский плен. Давно, еще при государе Петре Великом. И наш Бецкий родился в Стокгольме. Он очень добрый, очень умный, правда, совсем старый. Ему уже семьдесят.

– Значит, он в любую минуту может помереть, – рассудительно сказала Глафира. – И потом – зачем я ему? Мне нужен достойный человек, который знал бы мою историю. Мне предстоит самой вступать в права наследства. Понимаешь?

– Я знаю этого достойного человека. Я тебе о нем писала. Это мой опекун Георгий Александрович Бакунин. Он входит в члены совета попечителей нашего Общества. Он очень добрый и балует меня подарками. И еще, – Варенька слегка покраснела, – у него есть сын. Федор Георгиевич. Очень красивый и порядочный молодой человек. Он очень умный и занимает ответственный пост. В столь младые годы он уже служит секретарем у Панина.

– Это какого Панина?

– Как, ты не знаешь? Никита Иванович Панин, он правая рука нашей обожаемой государыни. Ой, Глашенька, надо тебе знакомиться с жизнью двора. Без этого не проживешь. И не век же тебе жить в мужском обличии.

– Это способ спрятаться.

– А тебя ищут?

– Не знаю.

– Мы вот как поступим, – сказала Варя взрослым и деловым тоном. – Я напишу моему опекуну и спрошу его совета.

– Спасибо, – Глафира благодарно прижала руки к груди. – Только не пиши ему, что я сбежала и все такое… Знаешь, как сделаем? Ты получила от меня письмо, в котором я жалуюсь, мол, не хочу выходить замуж за нелюбимого человека и прошу у тебя помощи. Можешь так написать?

– Могу. А если и это не поможет, я напишу прошение к государыне. – в голосе Вари появились важные, взрослые ноты. Ей явно хотелось похвастаться близостью к сильным мира сего. – Не удивляйся. У нас есть девочка, которая постоянно переписывается с Их Величеством. Девушку эта прозвали Черномазая Левушка. Правда, смешно? Это потому, что она смуглая, а фамилия у нее Левшина. Иногда мы пишем письма государыне сообща. Но это письма веселые, мы хотим порадовать государыню. Письмо-просьба это ведь совсем другое дело. Ты понимаешь?

– Понимаю, – вздохнула Глафира. – Скажи, кто такая Наталья? – спросила она вдруг.

– Она из мещанского училища. Милая девушка, только гордая очень. Это потому, что она красавица.

– При чем здесь это?

– О, наружность часто ослепляет людей. Наталья красивая, но бедная и незнатная, а иные, хоть и дурнушки, куда ближе к счастию, чем она. Мы с ней на прогулке познакомились. Я с качелей упала, а она мимо шла. Помогла мне встать. Я потом нашла ее, хотела косынку подарить, но она не взяла, обиделась. Но потом сама ко мне подошла и отдала письмо от тебя.