Позднее она услышала, как мисс Сисили звонила в Филд-Энд. Мисс Сисили хотела поговорить с мисс Джорджиной Грей, но сначала ей пришлось объясняться с полицейским офицером. Только после переговоров с ним мисс Джорджине разрешили подойти к телефону. Объяснение с полицейским офицером Мэгги не заинтересовало, а когда трубку взяла мисс Джорджина Грей, из нее лишнего слова не удалось вытянуть, только «да» или «нет». Мисс Сисили, как всегда, разговаривала с ней нежно и ласково. Может, мисс Сисили и не такая уж красотка, но сердце у нее золотое.

— Джорджина, милая… я тебе так сочувствую!

— Да.

— Дорогая, с тобой все в порядке?

— Да.

— Я хочу спросить, не могу ли я чем-то помочь? Ты знаешь, тебе достаточно только сказать мне. Может, ты хочешь, чтобы я приехала?

— Нет. — После этого слова возникла пауза, и потом как бы вдогонку: — Ты очень добра. Твой кузен здесь. Он считает… — Голос ее окреп, и Джорджина продолжала уже на иностранном языке.

Мэгги почувствовала себя оскорбленной, но на другом конце линии мисс Сисили пришла в ужас, потому что Джорджина сказала ей по-немецки: «Он думает, что это сделала я». Сисили ответила на том же языке:

— Не может быть!

— Может.

— Он не имеет права! Что бы ты ни говорила, я приеду повидаться с тобой!

Джорджина разговаривала по отводной трубке из своей гостиной. Ей не хотелось видеть никого, даже Сисили. Она хотела только одного: чтобы ее оставили в покое, ей необходимо напрячь все силы и держать под строгим контролем свои мысли, волю и действия. Она произнесла в ответ лишь одно слово:

— Нет.

И услышала, как Сисили сказала:

— Дорогая, ты не права… я приеду!

На этих словах связь прервалась, и Джорджина осталась сидеть у телефона, сжав в руке молчавшую трубку. Затаившая дыхание Мэгги поняла только последнюю фразу. Желая быть правильно понятой, Сисили Хатавей выразила свое решение совершенно недвусмысленно, по-английски. Мэгги была целиком и полностью согласна со старшим инспектором Лэмбом, который также не одобрял перехода на иностранные языки. То, что нельзя сказать на своем родном языке, или не стоило говорить совсем, или, скорее всего, это было нечто такое, чего вы стыдились и не хотели, чтобы вас поняли другие. Старший инспектор не был знаком с Мэгги Белл, у них был разный круг общения, но, по крайней мере в этом отношении, они испытывали одни и те же чувства.

Мэгги положила трубку и погрузилась в размышления, что же за секретный обмен информацией произошел между мисс Сисили и мисс Джорджиной. Они всегда были близкими подругами, хотя между ними и была разница в возрасте года четыре или пять и трудно было представить двух менее похожих женщин. Не так давно мисс Джорджина приносила кое-какие платья, чтобы переделать их для своей кузины. Мэгги восхищалась ею. У Джорджины была великолепная фигура, светлые золотистые волосы и такие изумительные глаза. Мисс Сисили рядом с ней не смотрелась, зато ее кузина, Мирри Филд, была просто очаровательна. С ней тоже было приятно. Она так мило благодарила мамочку: «О, миссис Белл, как красиво вы все сделали! Никто и не подумает, что все это переделали для меня, правда?» Мисс Джорджина приносила такие прекрасные вещи, но у нее всегда были красивые платья, и ничего удивительного, что мисс Мирри они так понравились. То, в котором она пришла к ним, совершенно не годилось для обитателей Филд-Энда. Мэгги назвала его про себя дешевым и уродливым, мамочка запрещала ей говорить вслух такие вещи. Если хоть чуточку разбираешься в портняжном мастерстве, сразу заметишь разницу между дорогими и дешевыми платьями. Из дешевой материи ничего путного не выйдет, она все равно будет выглядеть плохо, ничего с этим не поделаешь, но дорогая вещь всегда выглядит прекрасно, сколько бы ты ее ни носил.

Фрэнк Эббот уехал из Филд-Энда вместе с сержантом Хаббардом и повез его на ленч в «Рэм». Им гостеприимно предложили перекусить в Филд-Энде и получили в ответ вежливый, но решительный отказ. В «Рэме» готовили простую, добротную пищу. Когда они перекусили, Фрэнк оставил Хаббарда добираться автобусом до Лентона, а сам отправился в Эбботсли повидаться с родственниками. Было небесполезно переброситься парой слов с Моникой.

Рут, горничная Моники, открыв дверь, одарила его лучезарной улыбкой. Они уже закончили ленч, сообщила она, и все находятся в маленькой столовой рядом с кухней. Рут побежала вперед, чтобы обрадовать хозяев известием о прибытии «мистера Фрэнка». Он вошел в уютную небольшую комнату, которую все предпочитали просторной чопорной гостиной, обставленной в соответствии со вкусами покойной леди Эвелин Эббот, где над всем господствовал ее портрет. Маленькая столовая, более удобная по размерам, была меблирована Моникой, и, к счастью, в ней отсутствовали парча и позолота. Стены украшал только один небольшой портрет: очаровательный акварельный набросок Сисили в детском возрасте. Фрэнк всегда входил в эту комнату с ощущением, что он вернулся домой. С таким чувством он вошел и сейчас.

Но едва он переступил порог, как застыл на месте, увидев мисс Мод Силвер, которая уютно устроилась в низком кресле, возможно привезенном из ее городской квартиры. Превратившись в немое изваяние, Фрэнк услышал смех Моники, которая подошла к нему пожать руку и, встав на цыпочки, поцеловала его в щеку.

— Что с тобой, Фрэнк, — сказала она, — надеюсь, у тебя хватит времени войти в комнату. Посмотри, кто к нам приехал!

— Я смотрю! — ответил он. — И боюсь, что это видение исчезнет, растворившись в воздухе! Так какими судьбами…

Мисс Силвер улыбнулась, ее расшитый цветочным узором мешочек для вязанья лежал на полу рядом с ней. Она была одета в темно-зеленое кашемировое платье того фасона, который Фрэнк привык видеть на ней: простое, строгое платье, юбка длиннее, чем того требовала мода, гладкий лиф, воротник поддерживали пластинки из китового уса, чтобы прикрыть остроугольный вырез на шее. Поскольку она прибыла с официальным визитом, на ней была старомодная золотая цепочка и ее любимая брошь — розочка, вырезанная из мореного дуба с ирландской жемчужиной посередине. В левой руке она держала кофейную чашку и, не вставая с кресла, протянула ему другую руку.

— Фрэнк, дорогой… как приятно.

Он сел. Рут принесла для него чашку. Ему налили кофе. Как выяснилось, полковник Эббот уехал по делам, повидаться с викарием, чтобы обсудить с ним церковные чета.

— Я ненадолго, — сказал Фрэнк.

Как всегда, он смотрел на Монику с любовью и удовольствием. Сисили унаследовала от матери темные волосы и глаза-вишни, но та не сумела передать ей свое обаяние, приветливость, приятные черты лица и, конечно, свою непринужденность. Фрэнк как-то сказал ей, что ему не приходилось встречать более спокойной женщины. В ответ Моника засмеялась и заметила, что он ошибается: она просто ленива. Она налила ему вторую чашку кофе, заметив, что ему следовало приехать к ним на ленч, раз он прибыл сюда в связи с трагедией в Филд-Энде.