Впоследствии мне довелось слышать достаточно часто аналогичные истории, отличающиеся между собой только временем действия и пострадавшими персонажами, всё остальное было построено словно по определённой схеме.

Людей, которых мне приходилось встречать в разное время у посольства России в Варшаве, я бы разделила на две категории. Первая – это подвергшиеся разбойным нападениям бандами, подстерегавшими свои жертвы, перегоняющие автомобили из Германии, на польской территории сразу же после пересечения ими границы; вторая – пострадавшие непосредственно от рук польской полиции и безжалостного польского права.

Банды действовали внезапно и по отточенному сценарию: зажимали автомобиль с зазевавшимися полусонными горемыками в тиски с двух сторон, не давая возможности отступления, и выбрасывали несчастных, не забывая при этом обчистить их карманы, оставляя на голой дороге без копейки денег и документов. Ну, о чём я говорю! Какой же грабитель готовится к милосердию, идя на разбой? Кто оставляет своей жертве прожиточный минимум и деньги на билет?

К нам неожиданно присоединился новенький. Я отметила его тяжело сдвинутые на переносице насупленные колючие брови и ядовитый, полный ненависти взгляд, останавливающийся то на мне, то на пришибленных горем кавказцах. Мне показалось, что он смотрел на нас, как на виновников не только своих бед, но и всего происходящего, и молчал, наблюдая за нами исподлобья.

Наконец-то находящиеся внутри здания дипломаты и консулы не выдержали яростной осады нуждающихся в срочной помощи соотечественников, и у двери появился холёный, хорошо отдохнувший молодой человек приятной наружности, который очень вежливо попросил не тарабанить в двери и прийти в часы приёма в понедельник.

Кавказцы взахлёб пытались в нескольких словах описать трагическую ситуацию и безысходность своего положения. Новенький бесцеремонно потребовал денег, чтобы заплатить какой-то штраф.

В ответ на возмущение наглого новенького и потерявших веру в справедливость парней-кавказцев, молодой человек только равнодушно пожал плечами и исчез за дверью.

Дорогие мои! Будучи за рубежом, не надейтесь на русское гостеприимство родного посольства – для всех, кто обитает в нём, вы – чужак, и если вы голодны и вам негде переночевать, вас там не накормят и не предоставят ночлега! Надейтесь на самого себя и на изобретательность своего ума, если, не дай Бог, по несчастливой случайности, вас ограбили и отобрали документы, удостоверяющие вашу личность! Особенно будьте осторожны и бдительны в выходные дни, когда консулы отдыхают!

Я увидела разбросанные в траве мириады самоцветов. Замёрзшие кристаллики капелек росы на вечнозелёном травяном ковре у сверкающего белизной здания посольства, калейдоскопом переливались в лучах солнца. Я шла, не зная куда идти и где искать защиты и справедливости, невольно любуясь игрой света.

Гроздья замёрзшей росы поглощали щедрую даже в это время года солнечную энергию, преломляли лучи и, отражая их радужным спектром, таяли, превращаясь в дрожащие на тонких листьях огромные капли, которые падали с оглушительным звоном, утопая в густой траве. Я слышала утреннюю симфонию миллиарда падающих капель. Это был ослепительный фейерверк цвета в сопровождении слаженного оркестра, созданного самой природой.

«Как можно обмануться в иллюзиях!..» – подумала я.

За моей спиной послышались тяжёлые шаги. Я оглянулась. Меня догонял тот новенький – увалень среднего роста, лет тридцати пяти – сорока, который пришёл последним.

– Слушай, – начал он, как будто знал меня всю жизнь ибыл со мной на короткой ноге, – мне нужны деньги!

– Мне тоже! – ответила я.

– Дай мне денег! – вдруг рявкнул он, безо всяких дипло-матических вступлений, вперив в меня граничащий с безумием странный, нахальный взгляд. – Мне нужно пять миллионов злотых, чтобы заплатить штраф в полиции, выкупить на полицейской стоянке автомобилей свою машину, я верну тебе, вот увидишь!

Я рассмеялась. Мне стало смешно, что всё население Земли словно сговорилось и требует, и требует от меня денег!

– Да, нету у меня денег, не-ту..!

– Не ври, если ты здесь живёшь – а я слышал, как ты гово-рила «этим», – то деньги у тебя есть и должны быть!

Его наглость просто потрясала.

– Есть, да не про вашу честь! – огрызнулась я.

Это был очень странный и небезопасный тип, поэтому я старалась держаться на всякий случай на почтительном расстоянии.

Мои надежды, что он оставит меня в покое, окончательно рухнули.

– Да, ты знаешь, кто я? – взревел он, делая страшные гла-за и волочась за мной.

– Ты можешь быть, кем угодно, – отозвалась я.

– Я – афганец! – злобно окрысился он и посмотрел на меняс любопытством, проверяя впечатление.

– Ну и что? – я равнодушно пожала плечами.

– Я привык убивать, мои руки обагрены кровью! Мне разплюнуть убить тебя и всех, кто встретится на моём пути! – истошно взвыл он и обвёл безумными глазами пустынную площадь – вдали ковыляла только какая-то старушка с клюкой.

Напротив меня стоял отчаявшийся афганец, прошедший войну и оказавшийся слабым и беспомощным, столкнувшись с суровой жизнью.

– Если ты стараешься меня запугать, то хочу заверить –зря стараешься! Я тебя не боюсь! – сообщила я, собравшись в комок. – Какой смысл убивать здесь? Или ты хочешь сделать это по привычке? Я, конечно, понимаю, что ты в безвыходной ситуации в чужой стране, что тебе нужна помощь, но мне-то какое дело! Помогай себе сам! Я вижу тебя в первый и, надеюсь, в последний раз! – отрезала я. – Какая потрясающая бесцеремонность – требовать у меня денег! Иди к консулам и требуй!

Я так закалилась на чужбине, что даже привыкший убивать афганец не сумел запугать меня. Он тащился за мной вразвалку, и всё ещё, наверное, по инерции делал страшные глаза.

– Ну, чего ты идёшь за мной? Ещё раз повторяю – денег ятебе не дам по одной простой причине – у меня их не-ету! Неужели не понятно! – и, сделав небольшую паузу, добавила:

– Но знаешь что, ты сейчас немного присмирел и пере-стал угрожать, поэтому мне вдруг захотелось помочь тебе, но совершенно другим способом. Я помогу тебе устроиться на эти две ночи до понедельника в гостинице. Согласен?

Меня нисколько не трогал его снисходительно-презрительный взгляд. Я старалась делать вид, что не замечаю его кривой пренебрежительной усмешки.

– Но только сначала у меня есть одно дело. Мне нужнозайти в полицию! Не боишься? – спросила я.

Афганец прицепился ко мне, сознавая собственную беспомощность, интуитивно чувствуя, что только благодаря мне может продержаться до понедельника. Он смотрел на меня как на средство своего спасения, но не как на человека. Ну, а что до меня, я была равнодушна к тому, какое впечатление произвожу на афганца, хотя была уверена, что