Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой дорогой, Гжегож, как хорошо, что ты не уехал! –вскричала я, со счастливым смехом.
– Я и не собирался уезжать, ты попросила ждать тебя, –возразил он, но я не поняла: шутит он, или говорит серьёзно, потому что глаза его улыбались, как всегда.
Я не хотела с ним спорить и убеждать, что вовсе не просила его об этом. Главное, что я имею при себе эту живую душу, что я не одинока в этом огромном вакууме бездушия и коварства, что мир, в общем-то, не так уж и плох, если существуют такие люди, как Гжегож, потому что они, и только они – спасение этого мира и рекомпенсация зла и насилия! Мир спасёт не красота, а люди с красивыми душами. Это светочи в кромешной тьме, и, благодаря им, этот мир ещё существует. Они безвестны, эти сеятели добра, но плоды, выращенные ими из благоухающих цветением деревьев, неистребимы, как оазисы в пустынях!
Глава 16
Что-то пробудило меня. Я нехотя открыла глаза и убедилась, что утро в полном разгаре. Косые лучи февральского солнца, пробивающиеся через прозрачную оконную портьеру, ласково лизали мою щёку и расползались дальше, поглаживая окрашенные в синий цвет панели, скользили выше, к облупленному потолку, наполняя комнату светом надежды, которую даёт нам утреннее пробуждение.
Мысль ухватилась за насыщенный событиями вчерашний день и вечер, который подытожил эмоционально пережитое и окончательно добил меня, опустошив до дна. Но я тотчас же вспомнила о Гжегоже; его сверхъестественную заботу, благодаря которой, я обрела приют в гостинице для рабочих; его знакомую – добродушную пухленькую Марию – дежурного администратора, по благоприятному стечению обстоятельств оказавшуюся именно вчера на своём рабочем месте.
Толстушка Мария, словно обрадовалась тому, что я нуждаюсь в жилье, и сразу же безмерно огорчилась, когда услышала мою печальную историю, затем призадумалась – которая из пустующих комнат лучшая, выбрала в шкафу за стеклянной дверцей нужный ключ и удивительно лёгкой для столь тучного тела походкой понеслась по коридору. Мы с Гжегожем, едва поспевали за ней.
Открыв двери пустой комнаты, она вручила мне ключ. Гжегож посмотрел на меня вопросительно. Но могла ли я выбирать? Я была счастлива, что не осталась под открытым небом и буду спать, пусть на этой скучной гостиничной постели, но имея крышу над головой.
Я проводила Гжегожа, и он уехал, а Мария угощала меня чаем в крохотной подсобке и всем тем скромным съестным, что имела в запасе на своём ночном дежурстве. Но я едва притронулась к еде, выпив только стакан горячего чая, совершенно не ощущая чувства голода, хотя с полудня у меня не было во рту маковой росинки.
– Бандиты, – возмущалась она, – как можно выгнать жи-вое существо на улицу, и тем более, человека, заплатившего за полгода вперёд, а полгода закончится только через четыре месяца? Злодеи без сердца, лишённые чувств и всего человеческого! – сокрушалась она. – Не отчаивайся, кохана, съешь что-нибудь, а то разболеешься! Силы нужны тебе для борьбы с этими лахудрами! – продолжала она. – Завтра же иди в полицию, кохана! Кто же ещё должен защищать беззащитных людей от таких выродков, как не наша уважаемая полиция?
Лёжа с открытыми глазами и глядя в облупленный гостиничный потолок, но не видя его, я мысленно старалась предвосхитить ход дальнейших событий и план действий, находясь в позиции шахматиста, продумывала следующий ход, даже не мечтая о «мате», имея тихую надежду на «ничью» с жалкой «пешкой» в руках!
Выйдя в коридор, нашла ванную комнату, но у меня не было даже зубной щётки, а приобретённую в детстве привычку чистить зубы по утрам, я удовлетворила, наполнив рот водой и проведя по ним несколько раз пальцем, и тотчас же поклялась носить зубную щётку и пасту с собой в сумочке.
Мария, увидев, что я проснулась, чуть ли не насильно потащила меня в свою каморку к утреннему чаю. Никакого особенного движения в коридорах гостиницы не наблюдалось.
– Почти все ушли на базар торговать. Много живёт армянтам от вас, – объясняла Мария, – торгуют на базаре и подолгу здесь живут. Гостиница перед капитальным ремонтом, и своих работников от предприятия здесь почти нет. Месяца через два-три начнутся ремонтные работы, и нет надежды, что нас, персонал, переведут в другое место! – вздыхала она.
– Куда ты сейчас идёшь? – спросила она, когда мы покон-чили с чаепитием.
– Хочу сходить в Русское Посольство. Ещё никогда там небыла, – ответила я.
– Правильно, кохана, иди! А адрес-то хоть знаешь? Нет?Ну, так какие проблемы, я сейчас в телефонной книге посмотрю! – участливо воскликнула она.
Через несколько минут я держала в руках адрес Посольства России, находящегося в столице Польши – Варшаве: «ul. Belwederska 49, Mokotow».
Обитель, представляющая собой частичку государства, которая существует за рубежом главным образом для того, чтобы защищать интересы своих собственных граждан, находится в довольно-таки престижном районе Варшавы.
Белое здание Посольства, фасад которого с его ослепительными круглыми колоннами предстал передо мной во всём своём блеске в выгодном свете февральских лучей утреннего солнца. Впечатляла и навевала ностальгическую грусть подчёркнутая девственная белоснежность на фоне вечнозелёного травяного покрова. Широкие ступени вели прямо к главному входу, но здание было наглухо закрыто.
Чеканная вывеска: «Ambasada Federacji Rosyjskiej», отсутствие какой-либо информации и только через оконное стекло робко проглядывалось написанное от руки:
Часы работы: понедельник-пятница: 9-13, 14-18.
Было похоже на то, что интересами своих граждан, нуждающихся в помощи за рубежом, глубокоуважаемое посольство по субботам и воскресеньям не занималось.
Двое грустных молодых людей с Кавказа, изнывали между белыми колоннами главного здания. Я, как примкнувшая, последовала за ними к зданию консульства, находящегося неподалеку, но там царила та же тишина, не предвещавшая ничего обнадёживающего, все двери были наглухо закрыты.
Парни с Кавказа решили не сдаваться и требовать приёма у консула, так как идти им было просто-напросто некуда, они стучали в двери и в окна, но тщетно – ответом была равнодушная тишина.
Чудовищная история дерзкого ограбления после пересечения ими немецко-польской границы была поведана мне одним из них с внушающим уважение необыкновенным спокойствием. И только их грустные лица с полными бездонной печали глазами, обведёнными чёрными кругами, свидетельствовали о пережитом насилии и бессонной тревожной ночи путешествия