– Голос! Я должен предостеречь ее насчет голоса.

Молодая женщина отвернулась и прижала к себе ребятишек, словно пытаясь защитить. Теперь она видела, видела безумие, пылавшее в глазах Билли Хэмлина.

– Простите… – Он прижал телефон к уху. – Мне нужно ответить на звонок.

«Глаз за глаз, Билли. Глаз за глаз». Во рту Билли мигом пересохло. Желудок судорожно сжался.

«Кто умрет следующим?»

Голос. Он вернулся.

– Пожалуйста, не нужно ее мучить, – взмолился Билли.

«Кого? Твою дочь?»

– Нет, не Дженни.

«Или миссис де Вир?»

– Ни ту ни другую.

«Выбирай».

– Но они обе невинны! Почему вы это делаете? Пожалуйста, пожалуйста, оставь меня в покое!

«Не могу сделать этого, Билли».

– Тогда скажи, как мне поступить.

«Ты сам знаешь».

– Мне нужно больше времени. Это не так легко. Она – министр внутренних дел! Не могу же я встретиться с ней на улице!

– Вы в порядке? – Молодой человек, судя по виду, житель пригорода, положил руку на плечо Билли, с любопытством глядя на него, в точности как несколько минут назад – женщина. «Он считает меня психом, – подумал Билли. – Как все остальные. Они не понимают».

– Все хорошо, – сдержанно ответил он. – Я говорю по телефону.

– Здесь нет связи, дружище, – добродушно ответил мужчина. – Мы в тоннеле. Видишь?

Билли глянул в грязные окна. Темно.

– Алло! Алло! – в панике завопил он.

Молодой человек был прав. Телефон молчал. Голос исчез.

Встреча со специальным комитетом проходила в накаленной атмосфере.

– При всем уважении, министр внутренних дел…

– Не нужно об уважении, Джайлз, – коротко отрезала Алексия. – В том-то и дело, что у этих людей нет уважения ни к нашим ценностям, ни к нашим установлениям, ни к нашему флагу. А мы слишком трусливы, чтобы выстоять против них.

– Трусливы? – пробормотал министр сельского хозяйства. – Что, спрашивается, знают женщины о защите нашего флага?

Алексия повернулась к нему с видом гремучей змеи.

– Вы о чем, Чарлз?

– Ни о чем.

– Нет, пожалуйста! Если у вас есть что сказать, пожалуйста, поделитесь с нами.

Шестеро мужчин, сидевших вокруг стола, нервно переглядывались, как школьники, пойманные учителем на озорстве. Они собрались здесь, чтобы обсудить проблемы мигрантов, сельскохозяйственных рабочих, устроивших демонстрацию на Парламент-сквер. Протесты становились все более неуправляемыми. На прошлой неделе два албанских сборщика свеклы помочились на английский флаг. Инцидент попал в национальные новости и послужил причиной новых дебатов по проблеме иммиграции, без которых министерство внутренних дел вполне могло бы обойтись. Все были на взводе, но министр внутренних дел этим утром казалась особенно язвительной. Бедняга Чарлз Моусли, министр сельского хозяйства, выглядел так, словно ему вот-вот отрежут яйца.

– Думаете, Чарлз, я нечто вроде гражданина второго класса?

– Конечно нет, Алексия.

«Я считаю тебя первоклассной сукой, как и все остальные члены кабинета».

– Прекрасно. Потому что, когда я интересовалась в последний раз, выяснилось, что в этой стране мужчины и женщины равны.

– Я рад этому, министр внутренних дел. Но дело в том, что все мы считаем, что ничего нельзя решить, наказав этих двоих молодых людей по всей строгости закона.

– Они очень бедны, – медленно выговорил министр торговли и промышленности, словно объясняя маленькому ребенку нечто очень простое. – Нищие и бездомные.

– Не важно! – уничтожающе бросила Алексия. – Они преступные вандалы и мочатся на руку, которая их кормит. Превращают это правительство во всеобщее посмешище.

Она подошла к кулеру, наполнила пластиковый стаканчик, стараясь успокоиться. Кажется, она чересчур остро реагирует на происходящее. Принимает все слишком близко к сердцу. Но она провела очень тяжелую бессонную ночь, перебирая в памяти подробности вчерашней встречи с комиссаром Грантом, и по какой-то причине шесть недружелюбных, неприязненных лиц, непрерывно следивших за ней, беспокоили ее больше обычного.

Вчера Алексия держалась спокойно, отказываясь выказать слабость перед сэром Эдвардом Мэннингом и комиссаром. Как женщина-политик, она не могла позволить себе выглядеть беззащитной. Но по правде говоря, она была испугана, изнемогала от дурного предчувствия, от которого не могла отделаться. Конечно, она и раньше получала угрозы, но эта история с Уильямом Хэмлином и механическим голосом по телефону – нечто иное.

И собака. При мысли о собаке ей становилось плохо. Зависть и злоба, царившие за столом сегодня утром, были ощутимыми, но в этом нет ничего нового. Только сейчас она чувствовала себя усталой и совершенно беззащитной. К тому же, когда ночью она все-таки заснула, ей приснился жуткий кошмар из тех, что давно не снились. Кошмар, в котором она тонула. Сильное темное течение тянуло ее на дно. Полные воды легкие не давали втянуть воздух.

Бедный Тедди сделал все, чтобы ее успокоить, и в четыре утра принес воды. Потом он снова заснул, но Алексия лежала без сна, наблюдая измученными, налитыми кровью глазами, как над рекой занимается рассвет.

Через пару недель парламент уйдет на летние каникулы. Скорее бы! При мысли о том, как она поедет в летний домик на Мартас-Вайнъярд и будет проводить время с Люси Мейер, единственной подругой, ее охватывало с трудом сдерживаемое нетерпение.

– Алексия, вы еще с нами? – спросил Джайлз Фринг из иммиграционной службы.

– Простите, Джайлз, о чем вы?

– Нужно написать заявление.

Раздраженный вздох Фринга был необычайно красноречив.

– Мы должны выработать нечто вроде консенсуса.

– Мы достигли консенсуса.

– Ничего подобного, – резко заявил министр торговли и промышленности.

– Достигли, Кевин. Это мое министерство. Мое дело. Я определяю образ действий, а вы на него соглашаетесь. Все. Консенсус достигнут.

Мужчины, сидевшие за столом, вновь обменялись взглядами отчаяния.

– Итак, текст постановления: «Правительство не допустит актов насилия и ненависти по отношению к Великобритании или ее народу. Пусть суд решит судьбу мистера Силчека и мистера Владмиза. Но министр внутренних дел приказывает немедленно очистить Парламент-сквер.

Более того, рабочие визы прибывших на прошлой неделе будут пересмотрены и решение вынесено немедленно».

Комната словно взорвалась:

– Вы это серьезно, Алексия? Отозвать визы? Как насчет свободы слова?

– Не отозвать. Пересмотреть.