— У меня для вас срочное послание! — крикнул охранник на ходу. — От вашей жены.

— Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, — известил Сано Асагао.

Он сидел в приемном зале канцелярии бакуфу, занимавшей половину дворца для официальных визитов сёгуна. Напротив размещались Главная наложница императора, Правый министр, жена отрекшегося императора и группа придворных; нынешний император располагался на устланном подушками помосте. По периметру комнаты стояли на страже воины сёгуна. Асагао изображала саму безучастность, Томохито пребывал в замешательстве; прочие олицетворяли осторожность.

— Моя жена нашла вот это в ваших апартаментах, ваше высочество, — произнес Сано, указав на вешалку с окровавленными кимоно. — Пожалуйста, расскажите, как они туда попали?

В письме Рэйко, посланном в храм Кодай, содержалась просьба о незамедлительной встрече в Особняке Нидзё. Когда Сано примчался, Рэйко вручила ему уличающие предметы и описала, где и каким образом их добыла. Сано оставил Рэйко дома, а сам отправился во дворец. Вызвал он лишь Асагао, прочие явились по собственному почину.

Исидзё холодно заметил:

— Действия вашей супруги нанесли тяжкое оскорбление императорскому двору. Она не имела права обыскивать апартаменты.

Его поддержала Дзёкио:

— Госпожа Асагао и я предложили вашей жене дружбу, а она воспользовалась нашим доверием, чтобы шпионить за нами. — В голосе звучало суровое осуждение. Красивая женщина оказалась именно такой, какой ее охарактеризовала Рэйко. — Подобное отношение является неприемлемым.

Император сверкнул глазами:

— Госпожа Асагао — моя данная богами наложница. Никто не смеет приказывать ей, словно простолюдинке. Она не обязана говорить с вами.

Асагао сидела молча и неподвижно. «Прехорошенькая, правда, аляповато одета, как Рэйко и говорила, — подумал Сано. — Но актриса театра Кабуки? Пьяная болтушка? Не представляю…».

— У нее нет ничего общего с Левым министром Коноэ, — заявил Томохито. — Оставьте ее в покое!

Наихудшие опасения Сано начали сбываться. И без того хрупкое равновесие между бакуфу и двором грозило разлететься вдребезги. Перед Сано замаячила каторга на острове Садо в качестве особой милости сёгуна. Самое ужасное, что альтернативой следствию являлась она же. Сано сделал единственно возможное.

— Прошу меня простить, ваше величество, — вежливо отозвался он, — но правосудие выше правил двора. У меня приказ выяснить причину смерти Левого министра Коноэ, и я должен его выполнить. Я не обвиняю госпожу Асагао в чем-либо предосудительном. Я только хочу узнать, как кровь попала на ее одежду. — Сано повернулся к Асагао: — Ваше высочество?

Наложница посмотрела на него так, словно он говорил на неведомом ей языке.

— Вы так сильно ее напугали, что она не в силах слова вымолвить, — попрекнул Сано император.

— Сёсакан-сама, здесь очевидное недоразумение. Похоже, вы предполагаете, что госпожа Асагао испачкала одежду, убивая Левого министра. Однако мы даже не знаем, ее ли это одежда. — Исидзё пришел на помощь дочери. — Кроме того, совершенно неизвестно, чья на ней кровь.

— Госпоже Асагао могли подсунуть окровавленные кимоно, — отчеканила Дзёкио.

Сано предвидел такие возражения и не смутился.

— Кому принадлежит эта одежда, ваше высочество? — мягко спросил он.

Вместо ответа Асагао устремила взгляд поверх его головы.

— Как она оказалась в вашем шкафу?

Ответа не последовало. Император что-то зло пробурчал себе под нос, придворные напряглись. А на бумажных стенах безмятежно покачивались тени садовых деревьев.

Неожиданно Асагао опустила голову и произнесла дрожащим, едва слышным голосом:

— Это мои кимоно. Они были на мне в ту ночь, когда нашли Левого министра Коноэ. Я убила его…

В комнате воцарилась мертвая тишина. Томохито открыл рот; породистые лица Исидзё и Дзёкио исказил шок; придворные вытаращили глаза. Через несколько секунд все разом задвигались и заговорили.

— Нет! Вы не могли этого сделать! — Император сполз с помоста, схватил наложницу за плечи и принялся трясти. — Зачем вы это сказали? Возьмите свои слова назад, пока не поздно!

— Какой позор! Невероятно! Что же теперь будет?! — наклонились друг к другу придворные.

Исидзё повернулся к дочери:

— Больше ни слова! — Затем к Сано: — Она лжет. Не слушайте ее.

Дзёкио смерила Сано возмущенным взглядом:

— Вы запугали ее, заставили сказать то, что хотели услышать. Она нездорова. Ее нужно показать врачу.

Все встали, кроме Асагао, поникшей, сцепившей руки на животе.

— Сядьте! — гаркнул Сано. — Никто не уйдет из зала без моего разрешения!

Воины загородили дверь. Ошарашенный Томохито вернулся на подушки; Дзёкио, Исидзё и придворные неохотно опустились на циновки. Сано сосредоточил внимание на Асагао. Она казалась воплощением раскаяния. Хотя Сано и надеялся на скорое окончание следствия, признание наложницы его не удовлетворило. Настораживало и то обстоятельство, что ответ упредил вопрос.

— Ваше высочество, — сказал Сано, — вы заявили, что убили Левого министра Коноэ. Я вас правильно понял?

Асагао кивнула.

— Это очень серьезное заявление. Вы осознаете, что оно означает для вас смертный приговор?

Император собрался что-то вымолвить, но мать захлопнула его рот взглядом.

— Осознаю, — прошептала Асагао.

— В таком случае, если вы по каким-либо соображениям солгали, я даю вам шанс исправить ошибку. Это вы убили Левого министра Коноэ?

Исидзё потянулся к дочери, будто желая внушить ей слова спасения. Томохито издал протестующий стон. Дзёкио и придворные замерли в ожидании ответа.

— Да, — подтвердила Асагао громко, но невыразительно. — Я убила его.

Сано глубоко вздохнул. Он выказал Асагао больше уважения, нежели требовал закон. Загадка раскрыта, но чувства удовлетворения по-прежнему нет.

— Почему вы убили Левого министра?

— Я была зла на него.

— Посмотрите на меня, ваше высочество.

Асагао подняла глаза, губы у нее дрожали.

— Отчего вы были злы? — терпеливо спросил Сано.

— Он начал уделять мне внимание с прошлой весны. Дарил подарки, расточал комплименты. Он был красив и обходителен, и я влюбилась в него, — сообщила Асагао монотонным голосом и заюлила глазами. — Несколько месяцев назад, когда он захотел заняться со мной любовью, я позволила ему это.

— Нет! — Томохито уставился на наложницу в гневном изумлении. — Ты моя! У тебя не могло быть никого, кроме меня. К тому же Левый министр был моим учителем… другом. Вы оба обманывали меня?!