Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ни за что! Вы не получите ее! Сначала вам придется убить меня! — прокричал юноша.
Воины посмотрели на сёсакана. Сано подошел к императору и протянул руку:
— Закон есть закон, ваше величество. Она выбрала признание.
Он не задел императора, но тот, отпрянув, завопил:
— Как вы смеете прикасаться ко мне?! — Томохито попятился, споткнулся и сел на пол.
Придворные вскочили:
— Святотатство! Кощунство!
Сано знал: прямой потомок богини Аматэрасу не может быть осквернен прикосновением к поверхности, по которой ходят люди. Он впал в панику, между тем как его язык четко выдал:
— Взять ее!
На лице Асагао выступил ужас, словно женщина только сейчас поняла, до чего доигралась. Засучив ногами и замолотив руками, она завизжала на одной ноте. Воины поволокли ее к двери. Дзёкио, Исидзё и придворные окружили Сано.
— Это зверство! — выпалила жена отрекшегося императора.
— Немедленно освободите мою дочь! — скомандовал Правый министр.
«Не прячется ли за их попытками помочь Асагао чувство вины перед ней?» — подумал Сано.
— Отец! — заплакала Асагао. — Не позволяйте им уводить меня!
Император с кулаками набросился на воинов.
— Кто-нибудь… да помогите же мне! — взмолился он.
Громкое уханье возвестило о появлении принца Момодзоно. Он устремился к Сано:
— В-вы не см-меете з-забирать наложницу его величества!
Придворные принялись колотить воинов, защищая суверена. Опасаясь, что бунт распространится сначала на резиденцию, а потом на страну, Сано выхватил меч. Момодзоно остолбенел. Толпа знати прыснула врассыпную. Асагао и Томохито забились в истерике.
Сано кивнул воинам, те подняли пленницу и понесли вон из комнаты.
— Куда вы ее? — спросил Правый министр, следуя за Сано по коридору. — Даме ее статуса не место в городской тюрьме.
— Госпожа Асагао некоторое время поживет под охраной в удобном доме, — ответил Сано.
— А потом?
— Поедет в Эдо на суд.
«Если не подтвердятся сомнения в ее признании», — мысленно добавил Сано.
На черном, как сажа, небе багровыми пятнами проступали отблески заката. В окнах домов горели лампы. Шумные толпы стремились к кумирням, храмам, кладбищам и кварталу развлечений Понтотё на празднование Обона. Двор Особняка Нидзё был заполнен путешественниками. Сано передал коня служке и направился в свои апартаменты. Он мечтал оказаться в обществе Рэйко и одновременно испытывал жгучее желание побыть в одиночестве. Для последнего имелись веские основания.
Во-первых, допрос Асагао вымотал Сано душевно и физически; ему требовалось время на то, чтобы восстановить силы. Во-вторых, Рэйко с присущей ей юной энергией закидает его вопросами, а он пока не готов на них отвечать: нужно кое-что хорошенько обдумать. В-третьих, жена, без сомнения, поинтересуется, как он съездил в храм Кодай, и по рассказу интуитивно поймет, насколько сильное впечатление произвела на него Кодзэри; хотелось стряхнуть остатки наваждения.
Новый постоялец со слугами и багажом на минуту перегородили коридор. Сано воспользовался задержкой и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Потом он вошел в комнату.
Рэйко в желтом домашнем кимоно, свежая, красивая, сидела у окна. Заслышав шаги мужа, она вскочила, засияла глазами:
— Рассказывай!
Сано положил мечи на подставку, устроенную в стене.
— Имеется вариант разгадки, но нельзя сказать, что я рад этому. — Он лег на пол и опустил голову на подушку. Мышцы расслабились, но нервы были по-прежнему на взводе.
— Прости. Мне следовало бы дать тебе отдохнуть, а не забрасывать вопросами, — с раскаянием в голосе проговорила Рэйко и положила на лоб мужу мокрое полотенце.
Сано поблагодарил ее за заботу и рассказал о признании и аресте Асагао.
Рэйко ахнула от удивления:
— Не могу поверить, что она виновна! Ты поговорил со слугами?
— Конечно, — немного обиделся Сано. — За кого ты меня принимаешь? После ареста я зашел в особняк Левого министра Коноэ и побеседовал с его ближайшей челядью. Между Коноэ и Асагао действительно был роман. Приглашение на свидание в Сад пруда тоже подтвердилось. Когда я спросил, почему слуги раньше обо всем этом молчали, они сказали, что опасались скандала. Значит, у Асагао и впрямь был серьезный мотив желать смерти Коноэ.
— А как насчет способа убийства?
— Асагао не захотела — или не смогла — продемонстрировать «крик души». Кроме того, я допросил фрейлин Асагао. Они сообщили, что Главная наложница приоделась и покинула покои незадолго до убийства Коноэ. Фрейлины не знают, с кем у Асагао было свидание, но приметили, что в последние месяцы она частенько тайком уходила из дому. Таким образом, их показания косвенно подтверждают наличие романтической связи между Левым министром и Главной наложницей императора и разрушают алиби Асагао.
— Как она могла рисковать своим положением? — удивилась Рэйко. — И ради кого? Человека, который годится ей в отцы!
Сано лукаво посмотрел на жену:
— Некоторым женщинам по душе мужчины, которые умеют больше, чем молодые. Разве Асагао не жаловалась тебе на то, что жизнь во дворце скучна? Вот и не устояла перед соблазном развлечься.
Рэйко уловила подковырку и отмахнулась:
— Да ладно тебе! И все-таки для Асагао было бы лучше промолчать о романе. — Вдруг ее глаза загорелись вдохновением. — А что, если император знал об этой связи? Любя Асагао, он не стал выяснять с ней отношения. А просто взял да и убил Коноэ, а потом притворился, будто случайно обнаружил тело. Если бы ты не приехал, все осталось бы шито-крыто.
— Ты думаешь…
— Ну да! Теперь император в панике, он боится, что, если ему предъявят серьезное обвинение, он может потерять в лучшем случае трон, а в худшем — жизнь. Он попросил принца Момодзоно обеспечить ему алиби и все рассказал матери и Правому министру. Те решили, что Асагао годится на роль жертвы, и заставили ее оклеветать себя.
— А уламывали Асагао между окончанием спектакля, и нынешним утром, когда она застукала тебя с кимоно?
Рэйко кивнула:
— Это объясняет и ее состояние во время допроса, и дикое признание. Она лгала, прекрасно понимая, что ее ждет.
— А как насчет окровавленных кимоно?
Немного подумав, Рэйко сказала:
— Возможно, император перехватил записочку Левого министра Коноэ. Он облачился в женскую одежду и отправился в Сад пруда. Если бы кто-нибудь и увидел его, то подумал бы на Асагао. Убив Коноэ, он спрятал перепачканную одежду; позже или он сам, или госпожа Дзёкио подложили улику в шкаф Асагао.