Литературный труд Соедова ограничивается уже давно участием в бульварной прессе и помещением изредка статей в «Петроградских Ведомостях» с хроникою из московской жизни; в этих статьях Соедов постоянно не забывал упоминать в самом хвалебном тоне о действиях московской администрации, чем-де стремился быть, как он полагал, полезным и приятным лицом. В этом смысле он неуклонно пользовался каждым случаем, чтобы напомнить о себе бывшему московскому градоначальнику Свиты Его Величества генерал-майору Адрианову.

Будучи весной с. г. в Петрограде, Соедов, рассчитывая на влияние и связи в высших сферах Петрограда Распутина, попал к нему, как представитель прессы, познакомился с ним и сумел, видимо, заинтересовать собой последнего.

Во время приезда Распутина в Москву, в марте сего года, Соедов немедленно явился к нему и принялся за проведение через Распутина придуманного им за это время плана принять поставку на интендантство солдатского белья в большом размере.

Соедов, конечно, в этом деле рассчитывал не на непосредственное свое участие, а на комиссионерское и привлечение к этому делу лиц из сравнительно денежной среды, которые бы могли этим делом заработать деньги.

Видимо, еще в Петрограде Соедов заинтересовал Распутина этим делом и обещал ему известный процент с него, если Распутин выполнит, благодаря своим связям, проведение этого дела в интендантстве. Распутин, обещая поддержку, указывал на несомненное покровительство ему в этом деле, которое он рассчитывал встретить в лице высоких особ.

Самая пирушка у «Яра» была как бы некоторой, необходимой в таких случаях, обычной в московских торговых кругах «вспрыской» предположенного дела.

Так как Соедов еще ранее предложил своему хорошему знакомому, также очень известному в московских широких кругах, газетному дельцу Кугульскому участие в названном подряде, то он вызвал его к «Яру» на упомянутую пирушку, и Кугульский в счет ожидаемых благ дал известную денежную сумму на устройство кутежа.

У «Яра» компания заняла кабинет, куда были приглашены хористки, причем Распутин вскоре, придя в состояние опьянения, стал вести себя более чем развязно и назвал себя.

Немедленно весть о пребывании Распутина в кабинете у «Яра» и его шумное поведение вызвали огласку в ресторане, причем хозяин ресторана Судаков, желая избежать неприятностей и излишнего любопытства, стал уверять, что это не настоящий Распутин, а кто-то другой, кто нарочно себя им назвал.

Когда, однако, это дошло до Распутина, то он же стал доказывать, что он настоящий Распутин, и доказывал это самым циничным образом, перемешивая в фразах безобразные намеки на свои близкие отношения к самым высоким особам».

Скандал в «Яре» широко освещался в прессе и способствовал еще большему падению престижа царской семьи. Его использовала и немецкая пропаганда, засыпая русские позиции соответствующими листовками и порнографическими открытками, изображающими Распутина и Александру Федоровну. Так, в марте 1916 года германские цеппелины разбрасывали над русскими позициями карикатуру, изображавшую Вильгельма II, опиравшегося на германский народ, и Николая II, опиравшегося на половой орган Распутина.

1 июня 1915 года В.Ф. Джунковский доложил императору о скандале в «Яре» и других похождениях «старца». Генерал убеждал царя, что Распутин угрожает не только существованию династии, но и коренным государственным интересам России. Царь разрешил продолжать расследование. Распутину дали понять, что надо уехать на родину.

Но покровители и поклонники «старца» дружно встали на его защиту. На свидетелей скандала у «Яра» оказали давление, запугивая их и одновременно взывая к чувству милосердия. В результате получилось, будто Распутин всего лишь скромно поужинал со своими друзьями и чинно отбыл из «Яра» без какого-либо скандала. Джунковский же 19 августа был снят с поста товарища министра внутренних дел и отправлен командовать бригадой, а потом дивизией на фронт.

Тем временем Распутин успел покуролесить и по пути на родину. 9 августа в стельку пьяный он затеял ссору с командой и пассажирами парохода на пути из Тюмени в Покровское. Его с трудом спровадили в каюту, причем, как свидетельствует справка о наружном наблюдении, «по просьбе агентов окно в каюте было закрыто. Часа через два до прибытия парохода в с. Покровское Распутин со столика свалился на пол и лежал на полу пьяный до самого прихода парохода в с. Покровское. В 8 час. вечера прибыли в Покровское. Агенты попросили капитана парохода дать им двух человек помочь вывести Распутина с парохода на берег, и они вчетвером вытащили его, мертвецки пьяного».

На следующий день Распутин был удивлен, что свалился всего лишь с трех бутылок вина. «В этом разговоре, – как свидетельствовали филеры, – он, между прочим, сказал, что «Джунковского со службы уволили, а теперь он, быть может, будет думать, что уволили его через меня, а я его не знаю, кто он такой». Читая такое донесение, Владимир Федорович был потрясен тем, что узнал о своей отставке из донесения агентов, а не от своих начальников. Только через шесть дней он был вызван к министру внутренних дел князю Н.Б. Щербатову, который познакомил его с запиской царя: «Настаиваю на немедленном отчислении генерала Джунковского».

По утверждению Матрены Распутиной, император Николай II страдал запоями, от которых его излечивал Григорий Ефимович: «Некоторые утверждали даже, что царь бывал абсолютно трезвым только по утрам и что временами он напивался до бесчувствия. Достоянием всех стал случай, когда после одного из полковых праздников офицеры вынесли царя к автомобилю на руках, и вовсе не в верноподданническом порыве.

Моего отца люди, посвященные в отношения его с Николаем, называли иногда царской нянькой. Достаточно сказать, что именно отцу Николай доверился, рассказав о некоторых отклонениях от нормальной половой жизни и найдя у него помощь. Такую же помощь он получал во время алкогольных приступов.

Отец не избавил Николая от болезни, ограничиваясь запретом (иногда даже письменным) на водку на две-три недели, чаще до месяца. Причем Николай всегда выторговывал лишние дни. Но поступал так отец не потому, что хотел пользоваться зависимостью царя.

Отец таким образом только исполнял просьбу самого Николая, оставляя за ним возможность выпивать».

Возможно, эта царская слабость повлияла на достаточно снисходительное отношение Николая к похождениям Распутина в «Яре» и по дороге в Покровское: с кем не бывает.

Как писала Матрена Распутина, «отцу же больше всего нравилось то, что по черной лестнице можно было выйти в переулок позади дома. Дело в том, что очень быстро после знакомства отца с царской семьей за ним установили слежку, которая потом не оставляла его». Так что слежка все-таки не была тотальной, что сыграло свою роковую роль в день убийства Григория Ефимовича. Не позднее половины первого филеры покидали свои посты у квартиры Распутина, чем и воспользовались заговорщики.

В 1915 году у царевича Алексея произошло сильное кровоизлияние носом, которое могло закончиться летальным исходом. Послали за Распутиным. И он помог. Вырубова вспоминала: «С огромными предостережениями перенесли его из поезда. Я видела его, когда он лежал в детской: маленькое восковое лицо, в ноздрях окровавленная вата. Профессор Федоров и доктор Деревенко возились около него, но кровь не унималась. Федоров сказал мне, что он хочет попробовать последнее средство – это достать какую-то железу из морских свинок. Императрица стояла на коленях около кровати, ломая себе голову, что дальше предпринять. Вернувшись домой, я получила от нее записку с приказанием вызвать Григория Ефимовича. Он приехал во дворец и с родителями прошел к Алексею Николаевичу, по их рассказам, он, подойдя к кровати, перекрестил наследника, сказав родителям, что серьезного ничего нет и им нечего беспокоиться, повернулся и ушел. Кровотечение прекратилось. Государь на следующий день уехал в Ставку. Доктора говорили, что они совершенно не понимают, как это произошло. Но это – факт».