независимость. Бывшие османские лидеры (Энвер, Талат и Джемаль) установили связи с Москвой и Берлином, а также Тегераном, Анкарой и Кабулом, чтобы переделать Азию на основе принципов мусульманского пробуждения и освобождения, а также понятия самоопределения, основанного как на вильсоновских принципах, так и на большевистской революции. Именно в этом контексте индийские мусульмане при поддержке индусских националистов создали чрезвычайную мобилизацию под знаменем движения Хилафат в поддержку турецкой войны за независимость. Лидеры индийских мусульман осудили Севрский договор как нарушение всех моральных принципов мирового порядка и обещаний, данных им британцами. Лидер движения "Хилафат" Мухаммед Али находился во Франции, когда было объявлено о заключении Севрского договора, и выступил со следующей речью:

 

Если в этом собрании или в Версале, или в Константинополе, или даже в лагере Мустафы Камала найдется бесстыдный турок, готовый подписать этот договор, то скажите ему, как мы сказали Ллойд Джорджу и вице-королю Индии - мы, по крайней мере, не примем этот договор. Если посмотреть на этот вопрос с нашей религиозной точки зрения, то этот договор для нас неприемлем, и вспомните, что в мире более 300 миллионов мусалманов, в Индии, Турции, Алжире, Марокко, Малой Азии, Египте и Центральной Азии, чьи религиозные обязательства игнорируются в этом договоре. Опять же есть отдельные обязательства, которые были даны нам и которые должны соблюдаться вами и Англией. Если они игнорируются сегодня, помните, что вы - банковская нация... что испорченный чек не принимается дважды. Мы не просим благодарности за то, что мы могли сделать для Франции или Англии. Если бы индийские солдаты знали, что после защиты Франции и Англии, после побед в Месопотамии (Ираке) и Палестине, не британских, а индийских побед, если бы они знали, что именно такой договор будет результатом их побед, они бы не пришли к вам на помощь в те мрачные часы октября 1914 года.

 

Именно при такой панисламской поддержке движения "Хилафат", как финансовой, так и моральной, а также при поддержке большевиков, турецкая война за независимость разгромила поддерживаемые Великобританией греческие войска в Анатолии, аннулировала Севрский договор и перезаключила новый мир в качестве вице-торской военной державы. Эта история должна помочь нам понять, почему турецкая национальная делегация на переговорах по Лозаннскому договору, который установил мир на пост-османском Ближнем Востоке в 1922-1923 годах, может демонстрировать приверженность и новую интерпретацию европейского международного права или европейских понятий суверенитета и государственности, апеллируя при этом к коллективной силе мусульманского мира и Востока против западной гегемонии. Это обязательство принадлежать Европе и дискурсы представления дискриминируемого, но пробуждающегося мусульманского мира рассматривались османской элитой как взаимодополняющие, а не противоречащие друг другу. Таким образом, делегация Лозанны продолжала использовать гибридную смесь различных нарративов османской элиты в интерпретации и решении своих проблем: в двадцатом веке претензии Османской империи на лидерство в мусульманском мире были продолжением ее инвестиций в евроцентричное глобальное управление и законы, и, по иронии судьбы, так называемый панисламизм Халифата был направлен на исправление, укрощение и реформирование норм европейского права наций, которое считалось предвзятым по отношению к османам из-за дипломатии "восточного вопроса". Аналогичным образом, панисламистские дискурсы, достигшие своего пика с момента итальянского вторжения в Ливию в 1911 году до Лозаннских переговоров 1923 года, были частью проблемы неравного обращения с османами, параллельного неравному обращению с мусульманским населением в колониальных империях Азии и Африки, и не означали отказа от европейских законов и порядка. Таким образом, и позднеосманская элита, и делегация, представлявшая в Лозанне правительство Анкары, могли рассматривать мусульманскую модернистскую критику европейской исламофобии, панисламистские представления о столкновении цивилизаций, а также универсалистский язык суверенного равенства своего государства в международном праве как дополняющие друг друга, а не противоречащие. Как признался министр иностранных дел Турции Тевфик Рюштю Арас Джозефу Грю, послу США в Турции, "Европа неоднократно выпроваживала Турцию за дверь, а Турция неизменно возвращалась через окно". Кроме того, Арас выразил убеждение, что "Турция была и всегда будет по сути европейской", хотя его и отказывались сделать таковой.35 Важно отметить, что, несмотря на то, что турецкие националисты извлекли пользу из панисламской мобилизации в Индии, в 1923 году для новой Турции или Османской империи не существовало альтернативы международному порядку, ориентированному на Европу.

Использование и применение турецким националистическим правительством панисламских нарративов и поддержки в переговорах с союзными державами и в обеспечении достижения Лозаннского договора иллюстрирует важный аспект отношений между нарративами и государственной властью. Каждое государство, пытаясь завладеть определенным цивилизационным нарративом, неизбежно пересматривает его в своих геополитических целях, и то, что сделала Турция, можно увидеть в том, как Иран, Египет, Саудовская Аравия или Пакистан использовали панисламизм в двадцатом веке. Когда эти страны использовали свою ограниченную геополитическую мощь, применяя нарративную силу панисламизма, они также столкнулись с рисками малой или средней геополитической державы, использующей глобальный нарратив. Некоторые грандиозные нарративы по переделке неравного мира с обещаниями справедливости для угнетенных или дискриминируемых обществ также могут стать бременем для средних или крупных государственных акторов, которые не могут выполнить освободительные обещания из-за своей ограниченной военной и экономической мощи.

Пост-османская Турецкая Республика решила перекалибровать и изменить политические последствия как панисламского, так и западного цивилизационного нарративов после того, как она обеспечила суверенитет своих границ в Лозанне в 1923 году. Турецкие националисты восприняли и представили свои дипломатические достижения как возвращение своего государства в Европу после более чем полувековой борьбы против расового обращения и неравного межнационального права.36 Согласно новому турецкому национальному нарративу, мировой порядок, который исключал Османов с 1856 по 1914 год, и в конечном итоге включил Республику в 1923 году с признанием юридического равенства (суверенитет без капитуляций), был тем же самым европейским имперским мировым порядком. Основатели Турецкой республики представили свое достижение как реализацию права на самоопределение в качестве турок-мусульман в Анатолии в 1923 году, но они не представляли себе деколонизированный мир без цивилизационных иерархий и империй. В конце концов, арабское население Османской империи подвергалось мандатному режиму, оправданному утверждениями об их цивилизационной неполноценности, а расовые империи продолжали существовать в Азии и Африке. Таким образом, несмотря на полный суверенитет без экстерриториальных законов и неравноправных договоров, гарантированный Лозаннским договором, лидеры Турецкой Республики все еще чувствовали, что могут столкнуться с проблемами из-за религиозных или расовых различий. В этот момент, вместо того чтобы продолжать попытки поздней Османской империи доказать, что мусульмане заслуживают уважения, прав и равенства, турецкое правительство изменило свой подход к культурной дипломатии, продвигая идею о том, что турки - европейцы и белые.

В межвоенный период с момента упразднения халифата в 1924 году