Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А об этом мы с тобой подумаем вместе. Только давай сразу условимся, что ты мне во всем доверишься.
— С какой стати?
— Так, начнем сначала. Ты хочешь избавиться от Тимофеевского?
— Я и так смогу от него избавиться. И без твоей помощи.
— Ой, Шура, брось. Неужели ты думаешь, что сможешь запугать его этой несчастной кассетой? Да ты ведь и сам на ней засветился, — стала я его уговаривать.
Луганов опустил голову и начал рассматривать свои руки.
— Да он просто пошлет тебя с ней подальше, — продолжала я. — А в моих руках она будет иметь вес. Сам подумай. Ну, а если ты поможешь мне прижать его по двести девяностой, то считай, что он уже в местах общего режима.
— Что-то я не пойму тебя, — вскинул он подбородок. — Отчего это ты так взъелась на Вениамина? За обыск, что ли, обиделась? Так это я тебе там кавардак устроил. Он-то меня просил сделать все незаметно.
— Обыск тут ни при чем, — ответила я, не ожидавшая от Шурочки такого вопроса. Что ж, придется зайти с другой стороны и все-таки рассказать ему часть правды.
— А что при чем? Ну, чего молчишь, подруга? — переспросил он.
— Дело в том, что он покушается на мое агентство. Хочет, так сказать, лишить меня работы. Это я узнала через своего знакомого.
— Через мента того, что ли?
— Ага, через капитана уголовного розыска. А меня ты больше не называй ментовкой. У меня другой профиль, — приняв обиженный вид, проговорила я.
— Ла-адно, — пожал он плечом. — Ну и что ты собираешься делать?
— Хотелось бы для начала выслушать от тебя кое-какие подробности. Расскажи мне о своей роли мытаря.
— Кого? — не понял Шурочка.
— Мытарь — это библейский сборщик налогов, — объяснила я.
— А-а, — протянул он. — Но ведь ты, как я понял, и так обо всем осведомлена.
— Да, но не с подробностями. Мне, Шура, нужны подробности. Мелочи всякие. Одно дело просто знать, что это имеет место, и другое — как именно это происходит.
— Так ты, значит, ничего почти и не знаешь? — улыбнулся Луганов и снова закурил. Я поняла, что сейчас он взвешивает все «за» и «против».
— Кое-что, конечно, знаю, — поспешила я ответить, чтобы не давать ему времени на ненужные размышления. — Но тонкости — нет.
— Ответ должен быть немедленным? — спросил Шурочка и закашлялся от дыма своей дамской сигареты. — Могу я взять дня два на размышление?
— Нет. Через два дня может быть поздно.
— Это еще почему?
— Не могу пока сказать, но зато могу уверить, что если ты поможешь мне именно сейчас, то результат будет просто поразительным.
— Какой результат? Ты о чем?
— Клятвенно обещаю, что твой Венечка окажется в тюрьме.
— Почему ты в этом так уверена?
— Есть у меня на него кое-что. Пока сказать не могу. Но это кое-что без твоей помощи мало значит. Ну, решайся, Саша!
Он посмотрел на меня из-под прищуренных век, помолчал с минуту и, наконец решив стать моим союзником, сказал:
— Ладно, согласен. Я тебе все расскажу. Только учти, если потом окажется, что тебя заслал Веня, то тебе не жить. И не думай, что это пустые угрозы. Ты даешь слово, что предательства с твоей стороны не будет?
Он произнес это так, как произнесла бы женщина, отпускающая мужа на курорт. Его забавная интонация едва не вызвала у меня улыбку.
В ответ я подцепила ногтем большого пальца передний зуб, издав щелчок, и провела ребром ладони по горлу.
— Ладно, — снова сказал он, посчитав мой жест достаточно убедительным доказательством моих благих намерений. — Начну все по порядку. Хочу, чтоб тебе стало понятно, почему не только я, но и все торгаши нашего района ненавидят Венечку.
Вот я, например, заведую этим магазинчиком всего три месяца, но нажраться дерьма успел столько, словно отработал тут три года. Кто я такой, я скрывать от тебя не собираюсь, и так все видела, — ухмыльнулся он. — А потому мне с тобой легче объясняться. Так вот, до меня в «России» работал обыкновенный парень, ну, понятно, в каком смысле обыкновенный. Таких Тимофеевский не любит. Таких он облагает непомерными податями. Чаще всего эти парни просто бросают дело и уходят. А на их места берутся такие, как я. А берет их, конечно же, Веня. Усекаешь, подруга?
— Приблизительно. Можно вопрос?
Шура кивнул и аккуратно затушил сигарету в пепельнице.
— А разве местного рэкета у вас не существует?
— Нам вполне и даже с лихвой хватает Венечки. Он тут все под себя подмял. У него очень крутая завязка с ментами. И не просто так, а на высшем уровне. Пытались некоторые устанавливать свои порядки, да только моментом оказывались на нарах. На Венечку даже покушались как-то. К несчастью, он уцелел, а тех сразу вычислили и шлепнули. Вроде как разборка между своими произошла. Но это скорее всего менты их убрали.
Только речь сейчас идет не об этом. Я тебе о другом хочу пока рассказать. Не перебивай, — изящно погрозил указательным пальцем Луганов. — Дело в том, что у Венечки есть какой-то осведомитель, может, даже из наших. Он указал на меня, что я гей, и Тимофеевский быстро меня нашел. Не стану говорить, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились, скажу только, что сначала он вел себя прелестно. Ну, ухаживал как надо, то да се. Потом предложил этот магазинчик. А я тогда совсем без дела шлялся. Начал работать, вроде ничего. А тут вдруг он начинает качать права. Ведет себя как последняя свинья. Такое впечатление, что я у него — рабыня. А я этого не переношу. Я тоже человек, а не соска рублевая! — горячо воскликнул Шурочка.
Я понимала, что ему гораздо интереснее говорить о себе, чем о деле, но уже пообещала не прерывать его. Приходилось молча внимать рассказу о нелегкой доле гомосексуалиста. Шурочка между тем распалялся все больше:
— Нет, он, конечно, не обложил меня нелегальными налогами. Этого бы еще не хватало! Но зато назначил доверенным лицом. А это означает, что я должен собирать деньги со всех. То есть подставлять свою жопу еще и под статью. И это всего-то за сотню баксов! Я, естественно, в отказ. А он говорит: «Не хочешь заниматься торговлей, шатайся опять по своим дешевым барам». А я уже наладил бизнес, обидно расставаться с ним. Делать нечего, согласился.
Я приготовилась выслушать нечто конкретное, но Шурочку снова повело на лирику:
— Тут Веня почувствовал, что имеет надо мной власть. Стал назначать встречи по своему усмотрению. Ну, это уже перебор! Ладно, думаю, я тебя, свинья, как-нибудь прижму. Посоветовался с друзьями, а они мне: «Сиди, не дергайся. Мы сами от него стонем». Это я тебе о таких же торгашах, как я, из нашего района, рассказываю, — поспешил объяснить он, видя мое недоумение. — Венечка ведь многих к сожительству склонил, даже таких, кто этого не уважает, никогда таким не занимался. Студентики там всякие, кому стипендии и на сигареты не хватает. А тут: «Получи магазин! Заведуй! Только дай пару раз». Они соглашались. А что делать? Зато потом они денежки имеют. Да только недолго их праздник продолжается. Венечка столько шкур с них дерет, что ни один рэкет такого себе не позволит. Многие уходят, а сделать ничего не могут. Доказательств на Венечку у них нет. Кто им поверит? Или они про свои забавы должны рассказать? Тоже ерунда. Да и себя же запятнают. Это вот я ничего такого не стесняюсь. Мне по фигу!