без происшествий.

На «передке» шел бой, однако интенсивнее грохотало гораздо южнее.

Горянников принял доклад командира батальона и ротного. Как и думал, на их участке ничего серьезного — локальная перестрелка. Немцы не атакуют. Основное происходит южнее.

Капитан поинтересовался — где находятся задержанные, и где он может с ними побеседовать. Горянникова проводили к дому, обложенному срубленными березками.

— Целых домов не осталось, — пояснил комбат, показывая на воронки. — После пары налетов замаскировали как могли.

Внутри избы было тесновато. Маленькая светлица со столом посередине и пара лавок. В окнах рам нет. Из освещения «летучая мышь», подвешеная на балке.

Капитан с лейтенантом и полковым комиссаром разместились за столом. Комбат и ротный встали напротив.

— Где изъятое у задержанных?

— Все здесь, товарищ капитан госбезопасности.

Из закутка достали ранец и вещмешок. Пока Горянников их осматривал, на стол выложили пистолеты и ножи. Винтовки приставили сбоку. Причем разложили так — к вещмешку «Наган», финку, штык-нож и карабин Мосина, а к ранцу «Вальтер», два трофейных «Золингена» и немецкий маузер.

— Это все что при них было?

— Да, товарищ капитан госбезопасности.

— Вещмешок с ранцем вскрывали?

— Только ранец, — ответил старший лейтенант. — Сам задержанный содержимое демонстрировал.

Горянников заметил быстрый взгляд комбата на полкового. Что-то он не договаривает. Если с вещмешком ясно — никто к содержимому не прикасался, то с ранцем явно тщательно ознакомились.

— В нем только документы немецкие, да продукты были, — продолжил объяснение ротный.

Капитан изучал вещмешок. Горловина затянута петлей как обычно, но из центра торчит хвостовик от эфки, и проволока чуть выглядывает, а скобы не видно. Не проволока ли скобу удерживает?

— Интересное минирование, — заметил Сумароков.

— Где задержанные?

— Недалеко. Раздельно сидят, чтобы не сговорились.

И вновь Горянников перехватил взгляд комбата. А Сумароков хмыкнул.

— Первым у кого этот вещмешок изъяли приведите. Стоп… — капитан задумался, глядя на ранец, — первым хозяина ранца ведите. С этим задержанным думаю, быстро разберемся.

— И сапера сюда, — добавил Сумароков.

Только убыл посыльный, как в дом вошел политрук. Доложился полковому комиссару:

— Старший политрук Мануилов.

— Проходите, политрук, — сказал Кибич, — присаживайтесь.

Мануилов с довольным видом уселся на край лавки и принялся перешептываться с Кибичем.

Ротный глянул на комбата, тот пожал плечами, а Горянников принципиально нарушение субординации не замечал — потом разберемся. Пока просматривал немецкие зольдбухи.

В дверь заглянул красноармеец.

— Задержанный доставлен.

— Заводите.

В светлице оживились. Особенно политруки. Вошел боец.

— Красноармеец Бесхребетный.

— Не красноармеец, а дезертир и предатель! — зло сказал политрук. — Кулачий сын…

Кибич толкнул локтем политрука, но Горянников этого не заметил.

— Семен⁈

— Савельич⁈

В следующее мгновение в светлице все оторопело смотрели на крепко обнимающихся красноармейца и капитана госбезопасности…

* * *

Ветки хлестнули по бортам и трещали — ганомаг протискивался меж разросшихся кустов. Вокруг в основном сосновый лес, подлеска почти нет, но много орешника. Грунтовка узкая, телегами накатанная. Больше тропа, чем дорога. Хорошо, что нет ни ям, ни сырых низин, грунт больше песчаный и прямых участков больше, чем поворотов. Правда, корней, что идут поперек много, порой толстенных, но преодолимых. Бронетранспортеру это семечки, даже не трясет, а вот мотоциклу, что следом едет — препятствие. Кроме того, в коляску сложили погибших бойцов. Всех забрали. Нельзя было бросать. В саму коляску пару тел, остальные поверх положили, закрепив веревками. А по-другому никак. В ганномаге и так тесно стало, а ребятам сейчас все равно. А чтобы не слетели, Абадиев тела придерживает.

Вновь более-менее прямой и ровный участок с подлеском, но не густым. Лукин переключился на вторую передачу и прибавил газу. Прямой участок дороги короток, особо не разгонишься, не больше тридцати-тридцати пяти километров в час.

Впереди поворот и сложный объезд сросшихся в сложном переплетении сосен. Лукин сначала сбросил скорость, потом вообще остановил броневик.

— Там дальше дерево поперек, — сообщил лейтенант.

Чичерин стоял в центре, прямо за водителем, с пулеметом наизготовку.

— Макаров, Красин, проверить!

Бойцы выскользнули из бронетранспортера и, перебегая от ствола к стволу, выдвинулись к поваленному дереву. Через минуту Макаров вернулся.

— Ствол не подпилен, его ветром сковырнуло, — доложил он. — Вот там, выворотень, отсюда плохо видно.

— Ясно. — Лукин поднялся и, перенеся поджатые ноги через борт, сел. — Сержант Степаненко, посмотрите в ящиках пилу и топоры, и к стволу. Голубев со мной. Миша, ты сиди тут.

Пацан кивнул, и капитан спрыгнул. Голубев выбрался следом. Он вместе с мальчишкой сидел на командирском месте, чтобы следить за действиями капитана и обучаться. Как ранее выяснилось, водителей оказалось трое — Лукин, Тамарин и Голубев. Однако, Голубев водил грузовик, а управление немецким бронетранспортером было сложнее. Тамарин же мог вести только мотоцикл. Поэтому Лукин усадил бойца рядом для обучения. Заодно за пацаном присматривал. Миша уже успокоился. А то все вздрагивал, всхлипывая. Сабли пока не нашли, вместо нее вручили патрон от мосинки, и усадили на командирское место вместе с Голубевым. Попросили не высовываться и смотреть только через переднее окно. Пацан всю дорогу сидел тихо, и хорошо, что тихо. И хорошо, что немцев нет. Вдруг бой начнется? И так обуза с двумя бойцами без сознания, а тут еще ребенок. Как с ними фронт переходить? Лукин решил — если попадется какое селение на пути, оставит мальчишку гражданским.

Капитан с Голубевым направились по дороге, обходя сосновый куст. Лейтенант остался за пулеметом на контроле. Тамарин и Абадиев сняли с цундапа пулемет и развернули его в тыл.

— Смотри, — говорил Лукин Голубеву. — Тут чтобы объехать сосны, придется притереться к соснам напротив, иначе не вырулишь, протиснуться сквозь ореховый куст. А тут… — капитан присел, — тут колеса скорей всего вывесятся.

— Тогда как проехать? — спросил Голубев. — Срубать сосну слева?

— Зачем срубать? — хмыкнул Лукин. — Как колеса повиснут, прибрать правую, и дать больше на левую гусеницу, и как танк на месте развернемся.

Капитан взглянул на бойца. Тот задумчиво чесал затылок.

— Не бойся, я тут броник проведу, а ты смотри и мотай на ус. Как минуем, за руль ты сядешь, а он тут тугой, зараза. Руки отваливаются.

Они подошли к поваленному дереву. Лукин осмотрел его, сходил к выворотню и вернулся по той стороне.

— Давно лежит. И дорога заросшая, значит тут ездили мало.

Подошел Степаненко. В руках топор.

— Пил нет, — доложил сержант. — Вот, только один топор нашелся. Тупущий… а наточить нечем.

Капитан сплюнул с досады. От егерского дома уходили в спешке. Мало ли немцы бой не услышали. Рисковать не стали — быстро собрались и ходу. Не забыли слить горючее с оставшихся мотоциклов. Правда, обе канистры, что по бортам ганомага были прицеплены, оказались пробиты во время скоротечного боя. Дырки заделали деревянными чопиками. Сначала залили бак ганомага до горловины, затем наполнили канистры и закрепили на бортах. Всех погибших бойцов положили на мотоцикл, а остальные спихнули в воду…

Вот проверить ящики никто не догадался. Инструмент, скорей всего остался у дома. И что теперь? Ствол никуда не сдвинешь. Соседние деревья не дадут. Рубить тупым топором?..

Еще сосна легла на дорогу верхней частью. Мало того — сучья с руку толщиной держат толстый ствол в метре от земли.

Степаненко, тем временем, рубанул по сосне, затем ругнулся, рубанул по ветке. Потом в несколько взмахов снес её.

— Срубить сучья хочешь?

— Да, ствол рубить бесполезно, проще срубить сучья снизу, чтобы ствол лег на землю, и срубить все сверху, чтобы техника прошла.

— Действуй, — одобрил капитан. — Сейчас помощников пришлю.

Цундап придется разгружать — подумал Лукин, направляясь к бронетранспортеру. Перетащить мотоцикл через ствол будет трудно. Ничего, справимся. Поднявшись на борт, он спросил Кузнецову:

— Как там раненые?

— Маврищев давно без сознания, товарищ капитан.

— А твой, дышит хоть?

— Дышит.

Обоих бойцов разместили валетом на одних носилках. В ганомаге сняли и выкинули спинку с правой лавки, и разместили носилки там, придвинув их вплотную к борту. Весь путь Мария в неудобной позе держала раненых, потому что в проход свалили пулеметы, снятые с мотоциклов. Взяли с десяток «Маузеров», боеприпасы и немецкие каски с плащами на всякий случай прихватили. Сунули их к левому борту. Сидеть на лавках стало неудобно, но что поделать?..

— Сейчас бойцы проход прорубят, — сказал Лукин, — я броник меж сосен проведу, да через бревно перееду. Придержи ребят, им и так хреново.

Затем