Пока они стояли так и сверлили друг друга грозными взглядами, произошло нечто необъяснимое. Ни с того ни с сего Ральф начал светиться бледным желтым свечением, а потом воспарил и поднялся на пару футов над нашим броневиком. Все взгляды тут же устремились на него.

– Вы только полюбуйтесь, – протянул Гарет с улыбкой. – Да у них тут колдун. За них щедро платят. Хватайте его, парни.

Разбойники вышли вперед. Мы с Перкинсом переглянулись.

– Ральф не может быть колдуном, – шепотом сказала я. – Мы знаем всех колдунов.

Светящегося Ральфа вытащили из машины, придерживая его за шнурки, как шарик на ветру. Он глупо захихикал и залепетал что-то о верблюдах, а потом из его ушей посыпались яркие искры. Никто не сводил с него глаз. Он посинел, покраснел, позеленел, потом отрыгнул большой прозрачный пузырь, который лопнул, разлетевшись стаей разноцветных бабочек.

Игнатиус и Кертис, видя положение Ральфа, сами глупо хихикали. Я наблюдала за их реакцией, когда мне в голову пришла ужасная мысль.

– Перкинс! Когда мы уходили смотреть на слизней, ты, случайно, свою сумку в машине не оставлял?

Перкинс поспешно открыл чемодан, в котором должны были находиться все его зелья, мази и одноразовые чары, записанные на листочках рисовой бумаги. Как я и боялась, там было пусто. Не только Кертис, но, похоже, и Ральф питал слабость к злоупотреблению магией и, найдя бесхозные вещества, использовал все до единого.

Сейчас Ральф начал растягиваться и загибаться в причудливые формы, как будто внутри его сидела лошадка и пыталась выбраться наружу. Никогда не видела передозировки магией воочию, но слыхала про такие случаи. Тех, кому везло, выворачивало наизнанку, а потом они умирали мучительной смертью. Те, кому не везло, оставались наизнанку навечно.

– Кончай придуриваться, – сказал Гарет Ральфу, который продолжал витать в воздухе и теперь еще претерпевал стремительные метаморфозы, превращаясь то в пианино, то в моржа, то в шкаф, то во всех по-новой. – А ну немедленно спускайся на землю.

Ральф, как можно было догадаться, не послушался. Перкинс чертыхнулся и стукнул кулаком по машине.

– Это моя вина.

– Ничего подобного, – сказала принцесса. – Это он облажался – ему теперь и расхлебывать, раз уж он такой дебил, что проглотил целую пачку неизвестных чар.

Я посмотрела на Перкинса, и он посмотрел на меня в ответ. Перкинс вздохнул. С овладением Мистическими Искусствами приходит и известная… ответственность.

Он встал.

– Вам нужен я, – объявил он Гарету. – А у этого чудилы симптомы острого магического отравления. Делайте со мной что хотите, но ему нужно срочно оказать помощь, пока он не лопнул.

Ральф отреагировал тем, что вырвался из рук захватчиков и, блея овцой, стал вытворять в воздухе кульбиты, на мгновение превратился в тигра и обратно, не прекращая ни на секунду истерически подхихикивать. А Игнатиус и Кертис гоготали во все горло, подзуживали его, и даже некоторые разбойники начали веселиться. Но тут нога Ральфа стала стремительно увеличиваться, пока не выросла вчетверо, разорвав на нем ботинок. В нас полетели ошметки шнурков, язычков, задников и носов. Больше никто не смеялся.

– Ну, давай тогда, – разрешил Гарет.

Перкинс направил на Ральфа указательные пальцы и сосредоточился. Накладывать стандартную отмену заклинаний Магнафлекс сейчас было бы слишком рискованно, учитывая, что в теле Ральфа протекали процессы тридцати-сорока разных чар. Нет, Перкнис хотел провернуть кое-что другое, и я вскоре догадалась что: альфу и омегу всех реверсивных заклинаний, редко используемую, высасывающую из колдуна все соки и безмерно опасную Глобальную Генетическую Перезагрузку.

Когда голова Ральфа распухла вдвое больше обычного, он прекратил хихикать. Потом голова его снова уменьшилась, а грудная клетка, занятно подрагивая кожей, поменялась местами со спиной. Зрелище было куда более неприятное, чем кажется на словах. Даже Игнатиус с Кертисом скривились.

Ральф завопил от боли. Не так, как будто ему наступили на палец, а скорее как будто выбили коленную чашечку – вот такой боли, только с помноженными на семь родами в придачу и еще зубной инфекцией за компанию. Одним словом, молитесь, чтобы вам никогда не довелось испытать такую боль на себе.

Пока он выл, его ухо дрейфовало по лицу со звуком рвущейся ткани, а фаланги пальцев оторвались и посыпались на нас, чудовищным рикошетом разбив зеркало заднего вида и вынудив двух разбойников пригнуться.

И Перкинс наконец выпустил заклинание.

Из его пальцев вырвался поток энергии, и Ральф исторг комок холодного огня, который стал увеличиваться, пока не вырос в тридцатифутовый шар. Шар застыл, позволяя нам оценить это волшебное зрелище в потрескивающем свете, а затем стремительно схлопнулся в плотный клубок света, облепившего орущего Ральфа, пока не исчез вовсе, забирая с собой последние искры яркого света. Что-то прогремело вдали и стихло. Ральфа, которого мы знали, больше не было.

– Куда делся Ральф? – спросил Игнатиус. – И кто это?

Он разглядывал низкорослого, не выше четырех футов, волосатого, обезьяноподобного человека. У него было блиноподобное лицо и сильно выпирающие вперед челюсти. Сутуловатый, с длинными руками и ногами, человек был совершенно гол и поглядывал на нас исподлобья. Перкинс без сил тяжко опустился на сиденье.

– Это – австралопитек Ральф, – ответила я. – То, что сделал Перкинс, называется Глобальной Генетической Перезагрузкой. Единственным способом вывести Ральфа из-под влияния стольких чар, было дочиста выскрести из него все, что делало Ральфа – Ральфом. И так как Ральф является человеком, перезагрузка вернула его в предшествующее этому виду состояние и сделала его до-человеком, из которого в конечном итоге получится сам Ральф.

Кертис с возмущением уставился на Перкинса.

– Ты превратил Ральфа в пещерного человека?

– Или так, – пробормотал Перкинс, прикрыв глаза от усталости после проделанных трудов, – или перезапустить его на дефолтных настройках кролика. Честное слово, лучше уж австралопитеком. Так он хотя бы может эволюционировать обратно в человека. А кролик – он и есть кролик.

– Эволюционировать обратно? Какое облегчение, – сказал Игнатиус. – А то я обещал его маме, что верну его домой к концу недели.

Мы с Перкинсом переглянулись.

– На это уйдет чуть больше недели, – сказала я.

– Ну, наверное, мы могли бы подержать его в комнате для гостей, что ли. Насколько больше?

– Миллион шестьсот тысяч лет плюс минус. Мне жаль это говорить, но остаток жизни Ральфу придется провести в виде примитивной версии человека. Он по-прежнему Ральф, только с допотопным набором навыков, слаборазвитой мозговой деятельностью и специфическими привычками. Но он сможет научиться говорить отдельные слова и даже держать ложку.