– А если не наберётся достаточно теневых пассажиров? – не утерпел журналист.

– Вместо вагонного придёт контрольный и вышвырнет вон. Об этом не думай даже. Поверь, лучше не знать, каково это – оказаться вышвырнутым… Со мной это случалось… м-м… несколько раз. Врагу не пожелаешь! Самое гнусное, что потом добираться обратно приходится иногда чёрт знает из каких тмутараканных дыр. Я даже не представляла, в какие невообразимые места, оказывается, дотянулись железнодорожные колеи…

– Так чем же взимается плата?!

– Во тебя разобрало, журналист… А плату мы отдаём жизнью. Нас нету в реальности, пока мы здесь. И реальность мстит за измену. Сколько именно времени жизни забирается, неведомо. У каждого по-разному и каждый раз по-разному. Я как-то вернулась полгода спустя… Но обычно несколько суток, в пределах недели-двух. В общем, где-то пять суток жизни за сутки поездки… Такая вот конвертация.

– И давно ты…

– Много будешь знать – состаришься быстрее, чем я.

– А на официальном уровне яйцеголовые традиционно утверждают, что аномалий за пределами периметра не зарегистрировано… – Нику сделалось настолько тоскливо от обескураживающе красноречивого практического подтверждения его собственной вроде бы безумной теории планетарного влияния Зоны, что просто завыть от безысходности захотелось.

Ключевое слово – допрыгались.

– Мало ли кто что говорит! Тем более учёные… Если на заборе напишут слово из пяти букв, ты что, поверишь, что ОНА прямо там, за забором? Ты же сам профи чёрного пи-ара, мне ли тебе объяснять, как легко забиваются народу баки! Испокон веку люди скорее удобной лжи поверят, чем неприглядной правде.

…Из люка, крышка которого откинулась рядом с короткой толстой трубой – видимо, верхней частью шахты перископа, – высунулась усатая физиономия. Именно усы бросались в глаза, чёрные и густые, они торчали в обе стороны, как ро́жки, только горизонтальные.

– Эй фы, плафать сьюда, бистро!.. – раздалась хриплоголосая команда.

Увенчивала это усатое великолепие капитанская фуражка. Взаправдашняя, с кокардой и лаковым козырьком. Ну просто грех ослушаться приказа человека в таком головном уборе!

Сталкеры закинули первичное оружие за спины, подхватили свою амуницию и бросились в воду. Другого способа добраться до вожделенного транспорта не предвиделось.

– Вааау! – Влад сжал зубы и чуть ли не взвыл. – Ох, блин, х-х-холодно!

– Счас, счас, тока яйцы смочатся, и нормульно станет, – успокоил его Бармалей.

Пробрести, прогрести, проплыть нужно было метров пятнадцать, но с грузом. Преодоление этой дистанции превращалось в нечто похожее на сеанс мазохизма. Но куда деваться, непосильные трудности для сталкера – будни жизни. И чем скорее молодые в это врубятся, тем быстрее у них появится шанс уловить алгоритм выживания.

Худо-бедно, все пятеро добрались. Цепляясь за скобы, вделанные в корпус, вскарабкались на узкую, сантиметров шестьдесят шириной всего, палубу. Точнее, ребристую полосу позади рубки. В кормовой части, как говорят мореманы. Клоун полез было со стороны носа, но капитан погрозил ему внушительным кулаком, поросшим рыжим волосом. Ну что ж, на этом борту он – первый после Зоны…

Гуськом, по очереди, сталкеры опустились по узкой прорезиненной лестнице в чрево субмаринки вслед за капитаном.

Здесь оказалось не так уж запущенно. Небольшая кабина, похожая на салон микроавтобуса. В задней переборке – закупоренный люк. Впереди, перед пультом управления, – кресло водителя, то есть капитана. Сзади шесть сидений, по три с каждого борта. Колени в колени, лицом друг к другу пассажиры здесь устраиваются…

Капитан был явно выраженный «ганс», красномордый, с пивным животиком, выпирающим из-под свитера, коренастый рыжий парень лет тридцати. Многословием немец не страдал. Похоже, предпочитал жесты. Молча указал на пассажирские места, и сталкеры поспешили их занять. Шестое, заднее слева, осталось свободным. Видимо, при расчёте грузоподъёмности учитывалось, что в комплекте с каждым переправляющимся будет нелёгкая поклажа. В это кресло Бармалей – тоже жестами – предложил временным спутникам сложить рюкзаки. Чтобы распределить груз поровну.

Задвинув люк, ни слова не произнеся, Немец плюхнулся в своё кресло, и подводный корабль отбыл в рейс. Начало движения почти не чувствовалось, вибрация едва заметная, в том же микроавтобусе куда сильнее ощущается работа мотора.

Переход длился с полчаса, за всё это время капитан издал только четыре слова, вернее, одно, зато четырежды. «Шайзе!» То есть дерьмо по-русски. Что-то он там мудрил и колдовал с клавиатурой и джойстиками на пульте. Субмарина раскачивалась, кренилась, шла зигзагами. Играла в прятки с судьбой. Разве что самой Зоне ведомо, какие аномалии под водой встречаются…

Передняя стенка кабины была испещрена всевозможными приборами, вентилями, индикаторами. От их количества у Луча зарябило в глазах. Он опустил веки и плотнее прижался спиной к борту, закругляющемуся прямо над головой. Мысли в голове мешались одна с другой в горько-сладкий коктейль…

Не успел «Булат» переделать. Посрезал все примочки со старой брони да в мешок упрятал, будет время, нужно присобачить… Запасов жрачки хватает, патронов тоже прикупил… Коньяк вчера был классный… Двигать, скорее всего, сразу в (Припять) надо… сгружаться на берег Зоны и напрямки в город, километры срезать… Опасный потенциал наверняка в обход почапал… там нахоженный южный маршрут, аж через тёмную долину, зато на порядок безопаснее… если за этот год не произошло кардинальных изменений… и если столичный гость крюк даст. Тогда есть шанс его вовремя перехватить… но вдруг ломанётся напрямую да при его зонной удачливости умудрится выжить…

А нутром, кишками, нервами, всем своим естеством сталкер уже не предвкушал, а чуял, предощущал, как всё вокруг начинает изменяться. Вода, земля, воздух… пространство и даже само время. Оно будто растягивалось каучуково и тотчас сжималось. Минуты ожидания превращались не то в вечность, не то в наносекунды.

Вернулся… вернулся… вернулся… вернулся… вернулся…

Единственным незыблемым ритмом оставалось биение собственного сердца. Оно билось упруго и ровно, как отлаженный, вычищенный часовой механизм. Ещё полчаса назад ничего подобного Луч не испытывал. Он только вспоминал, каково это… И смаковал воспоминания. Теперь же – почти вспомнил.

Каково это на самом деле – по-настоящему БЫТЬ. Жить, а не бесцельно существовать, прожигая и убивая время.

Николай смотрел в окно неотрывно, как зачарованный. Проплывающие за мутноватым стеклом виды прошлой реальности порождали фантастическое ощущение. Этакое хмельное состояние после одуряющего коктейля из игры воображения, сна и яви. Сколько лет разделяет призрачный «купейный» мирок и большой мир, убегающий назад по ту сторону стекла? Тридцать, сорок, пятьдесят?..

Почти наверняка больше, судя по непременным красным флагам и транспарантам с лозунгами. Подобные украшения на каждой станции бодро полощутся или понуро обвисают…