Кроу кивнул и нахмурился.

— Ты так думаешь? В данном случае вряд ли, поскольку он поменял имя после смерти родителей. — В голосе его вдруг почувствовалось напряжение, но прежде чем я успел спросить его, в чем дело, он снова расслабился. — А что скажешь насчет его национальности или, вернее, происхождения?

— Румын? — спросил я наугад.

Он покачал головой.

— Перс.

— Сильно же я ошибся, да? — улыбнулся я.

— Как тебе его лицо? — настаивал Кроу.

Взяв папку с вырезками, я снова взглянул на фотографию.

— В самом деле, странное лицо. Какое-то бледное…

— Он альбинос.

— А! — сказал я. — Ну да. И еще ему, похоже, очень не нравится, что его фотографируют.

Он снова кивнул.

— Верно предполагаешь… Ладно, Анри, хватит пока об этом. Сейчас расскажу тебе, какие я сделал выводы из этой заметки, когда впервые ее увидел. Как ты знаешь, я собираю всевозможные вырезки из тех или иных источников, кусочки фактов и фрагменты информации, которые меня интересуют или кажутся мне необычными. Мне рассказывали, что многие оккультисты заядлые коллекционеры. Тебе самому нравятся древности, старые книги и безделушки, во многом как и мне, но ты не отдаешь им всего себя, как я. И тем не менее, если ты изучишь все мои собрания вырезок, ты, скорее всего, обнаружишь, что эта, пожалуй, самая обыденная из всех них. По крайней мере, внешне. Мне же она показалась весьма пугающей и тревожной.

Он сделал паузу, чтобы налить еще бренди, и я наклонился ближе к нему, желая в точности узнать, что он имеет в виду.

— Да, — наконец продолжил он, — ты считаешь меня странным типом, но я вовсе не эксцентричен, в обычном смысле этого слова. И даже если это так, — поспешно добавил он, — это мой выбор. Так или иначе, я считаю, что с моим душевным здоровьем все в порядке.

— Ты самый здравомыслящий человек из всех, кого я встречал, — сказал я.

— Я бы не стал утверждать столь уверенно, — ответил он, — и, возможно, вскоре у тебя появится повод изменить свое мнение, но на данный момент я в здравом уме. И как в таком случае я могу объяснить то омерзение, то болезненное отвращение, тот ужас, которые охватили меня после того как я открыл утреннюю газету и наткнулся на ту фотографию Магрусера? Я не мог этого объяснить… — Он снова замолчал.

— Предчувствие? — спросил я. — Предупреждение?

— Конечно! — ответил он. — Но о чем, и откуда? И чем больше я смотрел на эту проклятую фотографию, тем больше убеждался, что столкнулся с чем-то чудовищным! Увидев его рассерженное, застигнутое врасплох камерой лицо, я узнал его — хотя никак не мог его знать.

— Ага! — сказал я. — Ты имеешь в виду, что знал его раньше, под его прежним именем?

Кроу улыбнулся, и его улыбка показалась мне слегка усталой.

— Мир прежде знал его под несколькими именами, — ответил он, и улыбка исчезла с его лица. — Кстати, если уж зашла об этом речь — что ты скажешь о его имени?

— Штурм? Я уже об этом думал. Похоже на немецкое?

— Отлично! Да, немецкое. Его мать была немкой, а отец персом, оба натурализовались в Америке в начале века. Они покинули Америку и приехали сюда во время маккартистской «охоты на ведьм». Штурм Магрусер, кстати, родился первого апреля 1921 года. Это важная дата, Анри, и не просто потому, что это День дурака.

— Он довольно молод, — заметил я, — для того положения, которого успел достичь.

— Верно, — кивнул Кроу. — Через месяц ему исполнилось бы сорок три.

— Исполнилось бы? — меня удивил тон голоса Кроу. — Значит, он умер?

— К счастью, да, — ответил он. — Магрусер, и вместе с ним его проект! Он умер позавчера, четвертого марта 1964 года — тоже важная дата. Об этом говорили во вчерашних новостях, но я не удивлен, что ты их пропустил. Ему уделили не слишком много места, и после него, насколько я знаю, не осталось никого, кто стал бы его оплакивать. Что же касается его «секретного оружия», — Кроу невольно вздрогнул, — его секрет умер вместе с ним. За что мы тоже должны быть благодарны.

— Значит, кладбище, которое ты упоминал в письме — то самое, где его должны похоронить? — предположил я.

— Кремировать, — поправил он. — Где его пепел развеют по ветру.

— По ветру! — Я щелкнул пальцами. — Теперь понял! «Штурм» значит «буря» — это немецкое слово, означающее бурю!

— И опять верно, — кивнул Кроу. — Но давай не будем торопиться?

— Торопиться! — фыркнул я. — Друг мой, я вообще ничего не понимаю!

— Не совсем так, — возразил он. — Перед тобой головоломка, для которой нет исходной картинки. Сложить ее нелегко, но как только ты закончишь складывать рамку, постепенно лягут как надо и остальные фрагменты. Итак, я говорил о том, как три недели назад увидел фотографию Магрусера. Помню, я тогда только что встал, и еще в халате принес утреннюю газету, чтобы почитать. Занавески были открыты, и за ними был виден сад. Было довольно прохладно, но вполне терпимо для этого времени года. Утро было сухим, и вереск словно манил меня, так что я решил прогуляться после того как прочитаю новости и позавтракаю. Потом я открыл газету — и увидел перед собой лицо Штурма Магрусера!

Анри, я выронил газету, словно она была из раскаленного железа! Увиденное настолько потрясло меня, что мне пришлось сесть, чтобы не упасть. Меня довольно трудно вывести из равновесия, и можешь себе представить, какое потрясение требуется моему организму, чтобы настолько на него повлиять. А потом, когда я сел и нагнулся, чтобы поднять газету, случилось еще одно.

В саду неожиданно поднялся сильный ветер. Задрожала живая изгородь, над дорожкой взметнулась прошлогодняя листва. Вспорхнули птицы, словно почувствовав присутствие кого-то или чего-то невидимого. И внезапно возникли маленькие смерчи, пыльные вихри, поднимавшие в воздух листья, гравий и прочий мусор. Пыльные вихри, Анри, в марте, в Англии — полдюжины смерчей, пронесшихся вокруг Блоун-хауса в течение получаса! В любых иных обстоятельствах это был бы удивительный, чудесный феномен.

— Но не для тебя?

— Нет, — покачал он головой. — Тогда — нет. Я скажу тебе, что они значили для меня, Анри. Они говорили мне, что точно так же, как я узнал… нечто, узнали и меня самого! Понимаешь?

— Честно говоря, нет, — на этот раз была моя очередь покачать головой.

— Неважно, — помолчав, сказал он. — Достаточно того, что я воспринял эти странные вихри как знак того, что я действительно почувствовал нечто невыразимо опасное и непристойное в этом Штурме Магрусере. Мое открытие настолько меня напугало, что я сразу же занялся выяснением всего, что мог о нем узнать, чтобы понять, в чем заключается угроза и как лучше всего ее избежать.

— Могу я тебя на секунду прервать? — попросил я.

— Гм? Да, конечно.