Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончательно Крым был освобождён в мае 1944 года. За два с половиной года в Крыму фашистами были уничтожены и угнаны тысячи советских граждан, разрушена экономика, сельское хозяйство. Всё это предстояло восстанавливать. По городу силами НКВД выявлялись предатели, шли аресты. Люди и подумать тогда не могли, что вскоре в предательстве и пособничестве обвинят весь крымскотатарский народ!
Долгожданная мирная жизнь пришла в город. Жители принялись восстанавливать дома. С Таракташа приезжала Гюзель. Она сообщила, что все родные живы. Побывав у Мерьем, она и Медине вернулись в Таракташ.
Надежда на возвращение отцов, братьев и мужей жила в сердцах людей. И хотя враг был ещё на территории Советского Союза, Красная Армия своей огневой мощью уже гнала его на запад…
11 глава
Разорванный рассвет
Краснел рассвет запёкшейся кровью,
Припав вдали к земному изголовью…
Поздно вечером 17 мая 1944 года в окно Айше увидела много проезжавших по улице машин с солдатами.
«Что-то готовится, – подумала она, – может, немцы опять наступают? Но Советская власть уже установлена, партизаны вернулись в свои дома. Странно!»
– Тез-ана! – позвала Айше к окну Мерьем, – идите, посмотрите.
– Что там?
– Солдаты, много… и машины.
– Не знаю, дочка, – взглянув в окно, сказала Мерьем. – Опять надвигается беда?! Ой, что-то мне нехорошо…
Мерьем садится и держится за сердце.
– Как устали мы от этой войны, думали, что конец. Начнётся мирная жизнь.
– А может, учения? Да всё хорошо будет, не волнуйтесь. Завтра пойду, спрошу у людей, – успокаивая маму, сказала Шевкие.
Они легли спать. Долго ворочались и, наконец, уснули…
Снится Айше густой лес, она блуждает по нему, ищет Усеина и тез-ану. Подходит к Усеину, а он будто растворяется в тумане. Вокруг темно, стоит ночь. Туман поглощает её всю целиком, и она не знает, куда идти. От страха начинает звать брата:
– Усеин, где ты? Где ты-ы-ы?
От своих же криков Айше проснулась. Мерьем подбежала к ней:
– Что случилось?
– Кошмары, тез-ана, идите спать.
В четыре часа утра во дворе громко залаяла собака, послышался выстрел, собака взвизгнула и замолчала. Громкий стук в дверь прервал её мысли. «Что это там, неужели фашисты?» – проснувшись от шума, подумала Айше. Стала слышна русская речь:
– Вставайте! Открывайте дверь. Быстро! Не то выломаем!
Айше подбежала к Мерьем и сестре.
– Тез-ана, Шевкие, одевайтесь, похоже, за нами пришли. Только кто, не пойму, немцы или наши?
Женщины не успели накинуть на себя одежду, как дверь с треском разлетелась, и в проёме показались солдаты с автоматами и собаками. Один из них объявил:
– Выходите! Вы, крымские татары, обвиняетесь в предательстве родины и пособничестве фашистским захватчикам. На сборы пятнадцать минут. Возьмите самое необходимое.
С этими словами солдаты вышли.
Так, 18 мая 1944 года произошла страшная трагедия для всего крымскотатарского народа. Этот день разделил его жизнь на долгие годы на «до» и «после» и повлёк за собой цепь драматических событий, перекроив веками созданную карту Крыма в один день.
Мерьем и Айше стали метаться по дому, лихорадочно думая, что взять? Шевкие находилась в оцепенении. Она стояла посреди комнаты и никак не могла понять, что происходит. Мама и сестра бегают по дому, что-то говорят, а она будто продолжает спать.
– Шевкие, очнись! – стала трясти её за руку Айше. – Надо выходить, одевайся скорее!
Шевкие пришла в себя:
– Мама, что случилось?
– Девочки собирайте продукты, а я возьму документы и вещи, – сказала Мерьем.
– Тез-ана, нас арестовывают? За что? Предательство? Что происходит? – спросила Айше.
– Не знаю, доченька, выйдем к ним и спросим. Давайте быстрее, они ждать не будут.
Прихватив немного еды и вещей, они вышли…
По улице бегали люди с чемоданами, мешками, что-то кричали друг другу, и, похоже, весь город вышел на дорогу. Вдоль дороги стояли солдаты с автоматами и расталкивали людей по подводам и машинам. К Мерьем и девочкам подбежала Мария.
– Мама, я сейчас пойду к их командиру, и скажу, что вы никого не предавали, сейчас…
Она убежала, но вскоре вернулась с заплаканными глазами.
– Нет. Он не может помочь. Я ему сказала, что Айше сирота, а у вас сыновья на фронте. Он посоветовал доехать с вами до Феодосии и там поговорить с ответственным за переселение майором НКВД.
– Нас переселяют? – спросила Айше. – Не арестовывают?
– Да какая разница. Это высылка, ссылка, одним словом, –
сказала Мария.
– В Сибирь?! – ужаснулась Мерьем.
– Не знаю, не говорят.
– А почему столько людей переселяют? Все предатели?
– Доедем до Феодосии, всё и узнаем, – ответила Мария.
Айше вдруг увидела знакомых из партизанского отряда: «Дядя Мамут и Халил, их за что? Они же партизаны!» – удивилась она.
Машины тронулись, Мария поехала с Мерьем и её дочерями. Люди с обречёнными лицами сидели на полу бортовой машины. Одни думали, что их везут на расстрел, другие – в лагеря. Кто-то считал, что Сталин не знает, что здесь творится, он бы их защитил. Дети плакали. Их подняли ещё сонных, они были голодные и всё просили у матерей кушать и пить. Матери их кормили тем, что прихватили в спешке. По дороге колонна машин проезжала мимо опустевших сёл, откуда слышался громкий и неистовый рёв коров, блеяние коз, баранов, вой
собак. Животные были в растерянности, казалось, что они
тоже плакали и звали людей.
Когда колонна прибыла в Феодосию, Мария сразу же побежала к руководящему отправкой людей офицеру НКВД. Она пыталась убедить его, что произошло недоразумение:
– Понимаете, мой муж на фронте. Со мной осталась его сестрёнка и мама. Что я ему скажу, когда он вернётся? Что не уберегла их? Они не предатели.
– Гражданочка, не мешайте! – прервал Марию офицер. – Было приказано выселить всех крымских татар, как народ-предатель, а разбираться с каждым – приказа не было.
Погода хмурилась, как будто солнце не желало смотреть на то, что творится на земле, и закрылось облаками. Гнетущая атмосфера неизвестности, шока и растерянности нависла над изгнанным народом. Никто до конца не понимал, что происходит. Пока мужчины воюют на фронте, их беззащитных жён, детей, матерей и отцов лишают родины, крова, свободы, растаптывают и унижают их человеческое и национальное достоинство, не разбирая, кто прав, кто виноват, без суда и следствия, без права на защиту и предъявления доказательств вины.
Переселенцев согнали с машин на пустырь, где они