Делать нечего, придется все это прочесть.

Дело было какое-то бестолковое и слишком уж бедное содержанием. Поиски велись где попало, без приоритетного направления. Ни одной дельной гипотезы выдвинуто не было. Мотив так и не определен. Если самоубийство, то почему? Единственное, что было известно: ее автомобиль стоял в заднем ряду, а сама Мерета Люнггор исчезла.

Потом до следователей наконец дошло, что она была не одна. Из показаний свидетелей выяснилось, что там присутствовал молодой человек, с которым она ссорилась на прогулочной палубе. Этот факт был документально подтвержден фотографией, случайно сделанной супругами, ехавшими на пароме с частным шоп-туром в Хейлигенхафен. Снимок был опубликован, и тогда из ратуши Сторе Хединга пришло сообщение, что на нем изображен брат Мереты Люнггор.

Карл и сам это хорошо помнил. Полицейские получили втык за то, что прошляпили существование брата.

И снова возникли вопросы. Если виновен брат, то почему он это сделал? И где он вообще теперь?

Сперва думали, что Уффе тоже выпал за борт, но спустя несколько дней он нашелся — в весьма запущенном виде, ничего не понимающий, заплутавшийся где-то на равнинах острова Фемарн. Обнаружили его бдительные немецкие полицейские Ольденбурга, сумевшие установить личность. Как его занесло в такую даль, осталось невыясненным. Сам он ничего не мог поведать следствию.

Если он что-то знал, то скрыл это от всех.

То, в какой жесткий оборот был взят затем Уффе Люнггор, лишний раз подтверждало тот факт, что полицейские в этом расследовании кругом облажались. Карл прослушал несколько пленок с записью допроса и убедился, что Уффе был нем как могила. Они пытались играть с ним в «доброго» и «злого» полицейского, но на него это никак не подействовало. На помощь привлекли двух психиатров. Затем был вызван психолог из Фарума, специализировавшийся по подобным случаям, и даже Карен Мортенсен, социальный советник из коммуны Стевнс, приняла участие в допросах, чтобы добиться от Уффе хоть чего-нибудь.

Скверное дело.

И немецкие, и датские власти проводили траление фарватера. Отряд военных ныряльщиков перенес свои учения в эти воды. Выловленного утопленника доставили в морозильную камеру, затем провели вскрытие. Рыбаки получили указание быть особенно внимательными к любым обнаруженным в воде объектам: предметам одежды, сумкам, ко всему, что бы им ни попалось на глаза. Однако никто не нашел ничего такого, что могло бы иметь отношение к Мерете Люнггор, и средства массовой информации совсем сорвались с цепи. Тема исчезновения Мереты Люнггор целый месяц продержалась на первой полосе. Были вытащены на свет снимки Мереты гимназических времен, сделанные на какой-то экскурсии, на которых она представала в облегающем купальнике. Попали в печать ее отличные оценки в университете, которые тут же сделались предметом анализа так называемых экспертов по вопросу жизненного стиля. Пошли в ход различные догадки, касающиеся ее сексуальной ориентации, и даже вполне порядочные журналисты не устояли на этот раз перед соблазном, последовав по стопам представителей желтой прессы. И главным открытием, из которого черпали вдохновение газетные писаки, стало существование Уффе.

Несколько человек из ее ближайшего служебного окружения несли всякую чушь вроде того, что они-де давно предполагали нечто подобное: видно было, ей есть что скрывать в личной жизни. Никто, конечно, не мог знать, что у нее имеется брат с ограниченными возможностями, но о чем-то в этом роде они догадывались.

Когда шумиха вокруг этого дела начала утихать, на первых полосах появились снимки с места автомобильной аварии, в которой погибли ее родители, а Уффе стал инвалидом. В ход шло все что ни попадя. При жизни Мереты газеты извлекали из нее большую пользу, так могли ли они упустить те возможности, которые дала ее смерть? Ведущие утренних каналов с трудом сдерживали восторг. Война в Боснии, недовольные высказывания принца-консорта, неумеренное пристрастие бургомистра пригородной коммуны к красному вину, утонувшая политическая деятельница — депутат фолькетинга. Любая грязь! Лишь бы имелась хорошая картинка!

В прессе появились снимки снятой крупным планом кровати в доме Мереты Люнггор. Непонятно, откуда взялись эти фотографии, но подписи были откровенные. Имелась ли между братом и сестрой любовная связь? Не она ли явилась причиной ее смерти? Почему в таком большом доме нашлась только одна кровать? То есть чтобы уж вся страна поняла, как это странно.

Когда из этой истории больше ничего уже нельзя было выкачать, они кинулись в догадки по поводу оправдания Уффе. Применялись ли к нему в полиции жесткие методы? Можно ли это считать произволом властей? Или подозреваемый отделался слишком легко? Идет ли в этом случае речь о наивности правовой системы и неудовлетворительной работе следствия? Затем в прессу просочилось известие о том, что Уффе помещен в «Эгелю», и наконец все утихло. В летнее затишье 2002 года обсуждалась только погода, рождение принца и мировое первенство по футболу.

Да уж, датская пресса знала-таки истинные интересы своих читателей. Тема Мереты Люнггор окончательно устарела.

А через шесть месяцев расследование и вовсе прекратилось. У полиции было столько других дел!

Карл взял два листа бумаги и на одном написал шариковой ручкой:

Подозреваемые:

Уффе.

Неизвестный почтальон. Письмо о Берлине.

Мужчина/женщина из кафе «Банкрот».

Коллеги из Кристиансборга.

Убийство с ограблением после разбойного нападения. Сколько денег в сумочке?

Нападение по сексуальным мотивам.

На другом листе Карл написал:

Проверить:

Служащая социального ведомства в Стевнсе.

Телеграмма.

Секретарши в Кристиансборге.

Свидетели на шлезвиг-гольштейнском пароме.

Подумав некоторое время над списками, он добавил внизу второго листка:

Приемная семья после аварии / старые друзья по университету. Имела ли по натуре склонность к депрессии? Была ли беременна? Влюблена?

Когда он закрыл папку с делом Люнггор, сверху позвонили и передали, что Маркус Якобсен просит прийти в конференц-зал.

Проходя по коридору, Карл кивнул Ассаду, сидевшему в своей комнатке. Тот не отрывался от телефона и как приклеенный с серьезным и сосредоточенным видом слушал, что говорят в трубке. Сейчас в нем было не узнать того Ассада, который стоял на пороге в зеленых резиновых перчатках. Это был совершенно другой человек.

В зале уже находились все, кто был причастен к расследованию дела об убийстве велосипедиста. Маркус Якобсен показал Карлу, на какой стул сесть за столом для совещаний, и Бак начал излагать:

— Наша свидетельница Аннализа Квист давно уже просила дать ей охрану по закону о защите свидетелей. Теперь мы узнали, что ей угрожали и обещали заживо содрать кожу с ее детей, если она не будет молчать о том, что видела. Все это время она отказывалась давать показания, но по-своему проявляла готовность к сотрудничеству. Попутно она давала определенные намеки, из которых мы могли делать дальнейшие выводы, однако самое главное все же от нас скрывала. Затем последовали серьезные угрозы в ее адрес, вслед за чем она окончательно замкнулась.